Мещерский съехал на обочину. Выключил мотор. Ночь. Лес по обе стороны шоссе. Дождь.
Он вышел из машины. Тропа уводила в чащу, в непроглядную тьму. Под ногами пружинил болотный мох. Мещерский колебался: если там, за деревьями, — озеро, то здесь, у шоссе, — болото. Машина увязнет. Значит, придется пешком.
«Вот, значит, где он меня встретит», — подумал он. Дождь чуть поутих. Теперь с неба сеяла какая-то частая морось. И через десяток шагов Мещерский почувствовал, что одежда его начала промокать. Холодные струйки текли за воротник. Он медленно шел через лес. Ему казалось, что он ступал тихо, почти бесшумно. А под ногами — проторенная тропа или колея. Он даже ни разу не наткнулся ни на сухую ветку, ни на кучу валежника. Видимо, этой дорогой часто ходили, уж больно гладкая и ровная, хоть и раскисшая от дождя. Главный вопрос: «Если мы встретимся, что я буду делать?» — даже не стоял. Мещерский даже не задумывался о том, что именно он будет делать. Он хотел видеть его. Он должен был его сначала просто увидеть. Узнать. А там... Там...
«Я его убью», — мысль была короткой и простой, как пистолетный выстрел. И в душе не было и тени отчаянной бравады, истерического взрыва эмоций. Не было и страха. Словно все было уже давным-давно решено. Решено, наверное, в том, самом первом, их ночном разговоре.
«Я его убью, или меня убьет он». Озеро Мещерский смутно увидел в пелене дождя. Его берега окутывала мгла. И Сергей был один. Один как перст. Глупо было смотреть на часы с подсветкой — по стеклу барабанили капли. Он посмотрел — время настало, но...
Мещерский по низкому топкому берегу спустился к самой воде. Озеро пузырилось, напоминая черную жидкую лаву. Тихо. Только дождь шумел в кронах деревьев. И вдруг...
Мещерский вздрогнул, резко обернулся. Шорох, шепот, шелест, шум дождя, ветра, чьих-то шагов в траве... Шагов?! Он видел только темноту. Непроглядную, черную. Она окружала его со всех сторон. И Мещерский почувствовал, что у него... дрожат руки, колени. Дрожит все внутри — сердце, легкие. Все дрожит, дрожит как осиновый лист. Темнота давила на глаза. Они болели. Их хотелось закрыть и не открывать, пока ЭТО не уйдет, не схлынет, не исчезнет. Что ЭТО?!
Он чувствовал страшную тяжесть. Ноги почти по щиколотку увязли в липком озерном иле. Он ощущал почти физическую боль. Еще секунда — и позвоночник не выдержит, хрустнет, как сухая ветка, еще секунда и...
Он никогда не думал, что СТРАХ — животный страх смерти — может быть вот таким. Он не чувствовал ничего, кроме боли. А берега озера были пустынны и тихи. Вода пузырилась под дождем. Лес молчал.
Мещерский опустился на землю. Чувствовал, какая она на ощупь у него под ладонями — холодная, вязкая, жирная, влажная, живая. Живая...
Ноги отказывались держать его. Но это продолжалось лишь мгновение. Сделав над собой усилие, он рывком поднялся. Он был один на озере. Он понял это только сейчас: он был один. Тот, кто позвал его сюда, не пришел.
«Пощадил, — подумал Мещерский. — Он меня пощадил. Боже... Боже мой...»
Медленно, очень медленно он двинулся назад. Капли дождя стекали по лицу, он вытирал их рукавом. Ладони были черными от земли. Лес со всех сторон приступал стеной. Тропа к шоссе куда-то исчезла. Но вот она словно сама послушной мшисто-пружинистой лентой легла под ноги. И деревья расступились. Мещерский чувствовал теперь только озноб. Он промок до нитки.
Но там, за деревьями, — шоссе. Он сейчас, через каких-нибудь десять минут, дойдет до машины. И все закончится. На эту ночь все закончится. Все.
И вдруг ему показалось: вдали во тьме что-то мелькнуло. Яркое. Желтый размытый свет. Шум дождя и... Мещерский замер. Он явственно слышал шум мотора. По шоссе шла машина. Остановилась. Там, за деревьями, за лесом, на дороге, возле указателя.
И Мещерский побежал. Он не бегал так никогда в жизни! Еще секунда — и сердце разорвется. Визг тормозов. Оглушающий визг тормозов по мокрому асфальту....
Он вылетел на шоссе. А машина уже взяла с места и удалялась на бешеной скорости. Он не видел в темноте, что это за машина. Только красные огни задних фар. Мелькнули, ослепили, укололи глаза, погасли. Он пробежал несколько метров по дороге, но... Вернулся к своей машине, оперся о капот. Дышал, как запаленная лошадь. Глотал холодный воздух пополам с горьким дождем. И вдруг...
Что-то привлекло его внимание. Странный тусклый отблеск у задних колес. Мерцание в струях дождя какой-то матовой светлой поверхности. Какой-то предмет на асфальте. Мещерский обошел машину. Очень большой предмет. Громоздкий. Это видно даже в ночи. Тюк...
Он подошел еще ближе. Тюк, завернутый в матовую полиэтиленовую пленку. Непромокаемую. Непроницаемую для влаги и дождя.
Он наклонился — что еще это такое?!
Наклонился ниже, потом рухнул на колени и...
Из-за матовой пленки на него смотрело лицо. На миг мозг пронзила дикая ассоциация: утопленнике замерзшей полынье! Утопленник, жадно приникший лицом к хрупкой корке льда, глядящий на мир из речной глубины уже незрячими мертвыми глазами.
Мещерский, не помня себя, рванул пленку. Перед; ним лежало тело Абдуллы Алагирова.
А из темноты — словно волчий вой — милицейская сирена. Синие сполохи разорвали пелену дождя. Сирена... Все громче, ближе, злее. Машина ГИБДД остановилась. Слепящие фары. Мужские голоса. Мещерский попятился от трупа. На что-то наступил. Это вывалилось из тюка, когда он рванул пленку. Но он не заметил. А сейчас наступил. Как на камень. Нагнулся, поднял. Это не был камень. Но Мещерский только потом, гораздо позже, узнал, что это не был обычный камень, каких не счесть на проезжей дороге.
Глава 30
ТРУП
Колосова вызвали на место убийства дождливой ночью. К этому времени участок сорок восьмого километра Киевского шоссе у лесной дороги к озеру Серебрянка был уже полностью оцеплен. Мещерского же патрульный наряд доставил на пост ГИБДД, где с него сняли первоначальные показания и под конвоем отправили в местный отдел милиции, где дежурный следователь оформил задержание по статье 122-й УПК пока что на трое суток с содержанием в ИВС.
Лавина всей этой информации обрушилась на Колосова, едва лишь он в качестве главного действующего лица включился в непредсказуемый спектакль, называемый осмотром места убийства.
— Вот мы с тобой все переживали, что по этому делу у нас каждый раз лишь фрагменты останков, вот теперь и труп подвалил. Ой, мама моя, будет ли всему этому аду кромешному конец! — заявил судмедэксперт Грачкин, которого, как и начальника отдела убийств, подняли среди ночи. Начало фразы Грачкина было циничным, конец — тоскливо-патетическим.
— Подозреваемый задержан с поличным при попытке избавиться от тела очередной своей жертвы! Вот документы подозреваемого — паспорт, техталон, права. Все на имя Мещерского Сергея Юрьевича. Да мы его теплым взяли, Никита Михайлович! Только он труп-то из машины вытащил, хотел, видно, в лес волочь. Может, в озере топить собрался. А мы тут и подъехали. Мы как раз этот участок шоссе патрулировали. Ну, и получилось — с поличным, как говорится, — это горделиво и скромно докладывал Колосову начальник стационарного поста ГИБДД капитан Трубников, стараясь как можно детальнее посвятить шефа «убойного» во все подробности столь сенсационного задержания.
