Пока я стояла на своем посту, твоя матушка подошла к мини-бару, поставила отцовский ящик с сигарами на столик и схватила ключи от сейфа. Этот миг определил наши дальнейшие судьбы, и не только наши. Я не перестаю об этом думать, потому что если бы дальше все сложилось иначе, то и вся наша жизнь пошла бы по-другому, и тебя сегодня здесь не было бы.
Знаю, у меня изрядно едет крыша, но тот бал-маскарад мне никогда не забыть.
На чем я остановилась? Ах да. Я услышала шаги и наклонилась над балюстрадой. Какой-то мужчина перешагнул через красную ленточку и стал подниматься по главной лестнице. Еще мгновение, и он поднимется на второй этаж. Я царапнула дверь кабинета, чтобы предупредить Салли-Энн. Она выключила свет, схватила меня за руку и потащила внутрь. Я оцепенела и застряла в проеме. Надо было поступить иначе, но, понимаешь, я хотела ее защитить, поэтому, вместо того, чтобы спрятаться вместе с ней, я вырвала руку, бесшумно затворила дверь и направилась навстречу незнакомцу в маске и в костюме венецианца. Я надеялась, что это просто бесцеремонный гость, может, он просто ищет укромное место, откуда можно позвонить? У меня мелькнула мысль, что я могу изобразить такое же намерение. Но не успела: он строго спросил, что я здесь делаю.
Его голос был мне очень хорошо знаком, даже слишком. Тем не менее я взяла себя в руки. Во мне тоже разгорелась жажда мести. Этот бал, пышный и комичный, был устроен в его честь. Я решила поздравить его по-своему, сделать подарок, который превратит его в пожизненного пленника.
Я молча прикоснулась пальцем к его губам и улыбнулась. Он сгорал от желания узнать, кто эта обольстительница, рыскающая по дому. Он напомнил мне, что праздник устроен на первом этаже, а на второй гостям хода нет, но добавил, что, если мне хочется его осмотреть, он с радостью станет моим провожатым. Ответить ему, не выдав себя, было невозможно, время для этого еще не пришло. Поэтому только шепнула «тсс», взяла его за руку и повела в малую гостиную рядом с кабинетом мисс Некончу. Что касается меня, то такое прозвище лично мне никогда бы не подошло.
Там я толкнула его в кресло, чем сильно позабавила, так что он не стал сопротивляться. Он был, конечно, не дурак и знал, что под маской скрывается явно не его будущая жена. Я расстегнула ему ширинку, запустила руку в штаны и убедилась, что он меня хочет. Я знала его предпочтения и доставила ему это удовольствие, но на этом не остановилась. Он был мне нужен целиком, пусть в последний раз, зато весь. В моей жизни хватало мужчин, одних оставляла я, другие оставляли меня, но с ним был особенный случай. Я задрала юбку и села на него. Не осуждай меня, не теряй напрасно время, мне нет никакого дела до чужого мнения. На свете нет ничего слаще акта любви с человеком, которого любишь и ненавидишь одновременно. Я не торопилась, сознательно сдерживалась, чтобы Салли-Энн успела закончить в комнате за стеной. Я подозревала, что она все слышит, и для пущей верности вовсю стонала. Она изменила мне с Китом, я очутилась здесь по ее милости, поэтому моя месть предназначалась и ей, и особенно ее родителям – за то, что выбрали ему ровню и отвергли меня, девушку без гроша в кармане. Я мстила ему и всему свету, совращая его в день помолвки.
В момент оргазма он хотел сорвать с меня маску, но я не позволила, решив, что месть будет более утонченной, если он поймет, кто я такая, по-другому. И спросила, оценил ли он мой подарок. Видела бы ты его глаза, когда он узнал мой голос! «Полный ступор» – вот название этого взгляда. Ступор и страх, что я спущусь вниз, отпихну в сторону певицу и исполню перед почтенной публикой арию про его шалости. Я нежно его поцеловала, потрепала по щеке и заверила, что ему нечего бояться. Возможно, его жена не сразу сообразит, с кем связалась, зато он, говоря ей о своей любви, обязательно будет вспоминать, что изменил ей в день помолвки.
Я предложила ему вернуться к будущей жене, заметив, что лучше нам не спускаться по лестнице вместе. Я пообещала ему уйти незаметно и дала слово, что он больше меня не увидит: ни в тот вечер, ни потом. Он сконфуженно застегнулся и зашагал прочь. Я немного выждала и вернулась в кабинет, к Салли-Энн.
Она не сказала ни слова. Завязав пояс плаща, под которым было спрятано похищенное, она заперла дверцу сейфа, положила ключи на место, в ящик с сигарами, и убрала его обратно в мини-бар.
Я спросила, взяла ли она то, что хотела, она вместо ответа задала мне такой же вопрос. Мы обе знали, что происходит в комнатах по соседству, где мы, каждая по-своему, обворовывали Стэнфилдов.
Прежде чем уйти, она схватила и сунула мне под пальто бутылку редкого виски, чтобы распить его в честь нашей победы. Она уже была пьяна оттого, что удался ее замысел. Наша «Индепендент» была спасена. Украденное из сейфа обеспечит запуск газеты и ее долгую жизнь, даже если издание будет убыточным.
Праздник был в разгаре. Мы выскользнули из дома незамеченными. Водитель ждал нас и отвез обратно в лофт.
Мэй умолкла и уставилась в пустоту. На ее лице снова проступили все прожитые годы. Больше, чем я узнала, мне уже не было суждено узнать. Вряд она теперь понимала, кто я такая. Она только тяжело вздохнула и повторила, что я страшно похожа на свою мать. После чего встала, отняла у соседки карты, уселась напротив меня и осведомилась, умею ли я играть в покер.
Я проиграла ей сто долларов. Когда вернулся Джордж-Харрисон, она незаметно спрятала деньги в карман и заулыбалась так, словно не виделась с сыном несколько недель.
Джордж-Харрисон сообщил нам, что месье Готье умер, не доехав до больницы.
– Я тебе говорила, что он не доживет до следующего года, Фома ты неверующий! – воскликнула Мэй почти радостно.
Мы провели с ней весь день, но она была уже не с нами. В три часа дня небо прояснилось, и сын повел мать гулять в парк. Я воспользовалась тем, что осталась одна, чтобы восстановить в памяти все услышанное. Я узнала кое-что новое о своей матери, но опять ничего об отце Джорджа-Харрисона. Я не знала, как ему признаться, что не использовала минуты просветления, чтобы сдержать свое обещание.
Когда они вернулись с прогулки, я мельком переглянулась с ним и поняла, что судьба и в этот раз ему не улыбнулась, как он ни надеялся.
Немного погодя, после чая, он сказал матери, что нам пора ехать. Мэй обняла его. Настал мой черед с ней попрощаться.
– Я так рада, что вы снова вместе, вы прекрасная пара, – сказала она, опять назвав меня Мелани.
Когда мы подошли к пикапу, я притворилась, что забыла в читальном зале свой мобильный, попросила Джорджа-Харрисона подождать и бегом бросилась обратно в пансионат.
Мэй сидела в прежнем кресле, впившись глазами в кресло, которое занимал утром месье Готье. Подойдя к ней, я решилась на отчаянный шаг.
– Не знаю, слышите ли вы меня, – заговорила я. – Если да, то теперь моя очередь дать вам совет. Не уносите вашу тайну в могилу: ему очень тяжело оттого, что он не знает, кто его отец, а мне тяжело видеть его мучения. Вы не понимаете, какие страдания ему причиняете? По-вашему, все эти недомолвки натворили недостаточно бед?
