Я проснулась вся в поту, распахнула окно номера и стала любоваться рассветом в старых балтиморских доках.
* * *
– Хорошо спали? – спросил меня Джордж-Харрисон за завтраком.
– Как сурок, – буркнула я, утыкаясь в меню.
После завтрака мы сели в пикап и поехали в университет.
Шейлок заставил нас ждать его больше часа. Секретарша предупредила, что он проверяет работы и примет нас, когда закончит.
Когда мы вошли в его кабинет, он пребывал в добром расположении духа.
– Чем могу быть вам полезен? – обратился он ко мне.
Я решила, что в этот раз сама буду задавать вопросы.
– Кто такой Сэм Голдштейн?
– Крупный торговец живописью, отец Ханны Стэнфилд. Что-то мне подсказывает, что это вам уже известно.
– Тогда расскажите то, чего мы еще не знаем.
– Я принимаю вас уже второй раз. Если вы не заметили, у меня есть другие занятия, кроме как отгадывать загадки иностранцев. Так что начните с того, что вас на самом деле сюда привело и почему вы так заинтересовались этой семьей.
Джордж-Харрисон положил руку мне на колено. Я поняла, что он подсказывает мне хорошенько подумать, прежде чем ответить. Вдруг профессор и есть наш аноним? Тогда мы сами прыгнули бы волку в пасть.
– Я вас слушаю! – поторопил меня тот.
– Я внучка Ханны Стэнфилд, дочь Салли-Энн.
Шейлок, удивленно тараща на меня глаза, оттолкнул кресло и без гримас, легко, как молодой, встал с кресла. Видимо, его ишиас испарился. Подойдя к окну, он оглядел кампус и потеребил бороду.
– Если сказанное вами – правда, то это все меняет… – пробормотал он.
– Что меняет? – подал голос Джордж-Харрисон.
– Я говорю о полном отсутствии у меня интереса к вам до этой минуты. Если вы из Стэнфилдов, тогда другое дело, тогда мы можем найти общий язык.
– Вас интересуют деньги? – выпалила я.
– Либо вы глупы, либо грубы. Я бы предпочел второе, иначе мы рискуем без пользы потерять много времени. Вы оба не похожи на очень зажиточных людей. Если вы надеетесь на крупное семейное наследство, то будете разочарованы, потому что от него ничего не осталось.
– Вы либо глупы, либо грубы, – парировала я, – только я не в силах решить, что предпочитаю.
– А вы дерзкая, раз говорите со мной в таком тоне!
– Я всего лишь беру с вас пример, – заметила я.
– Что ж, попробуем начать сначала. Предлагаю вам небольшую сделку.
Шейлок сознался, что соврал нам, сказав, что после того, как Ханна его выпроводила, он больше ни разу не видел Роберта. Лично он назвал бы это не обманом, а недосказанностью, уточнил он, так как в первый раз не имел никаких причин все нам выкладывать.
– Ханна нежно опекала сына, а для ее мужа существовала только дочь, так бывает. Поэтому когда Салли-Энн стала его презирать, ему трудно было это пережить. Ее отправка в английский пансион только усугубила положение: Роберт почувствовал себя страшно одиноким и винил во всем себя. Он бы всем пожертвовал, чтобы вернуть ее доверие, восстановить их прежние отношения. Уверен, если бы не препятствия со стороны жены, он пошел бы до конца. Но у них всем заправляла она. У нее была железная хватка.
– Почему мама возненавидела своего отца? Он поднимал на нее руку?
– Чтобы Роберт чем-нибудь обидел свою доченьку? Да никогда в жизни! Нет, она подслушала не предназначавшийся для ее ушей разговор. Во всяком случае, двенадцатилетним такого не рассказывают…
– Вы называете его по имени. Вы были близкими друзьями?
– Сначала не были, потом стали. Спустя несколько месяцев после встречи у него в кабинете он сам ко мне пришел. Сидел вот в этом кресле, где сейчас сидите вы. Раз я так интересовался династией Стэнфилдов, он предложил открыть для меня ее архивы, но с одним условием: чтобы я написал главу о его собственной истории. У Роберта была потребность поговорить начистоту с непредвзятым человеком, заслуживавшим полного доверия.
– О чем именно поговорить и с какой целью?
– Ради восстановления истины. Чтобы это в нужное время дошло до его дочери, которая простит его и вернется. Я увидел в этом возможность осуществить свой проект и ответил согласием. Но тоже выдвинул свои условия. Услуга за услугу: я ни в чем не погрешу против истины и изложу факты без малейшего искажения. Роберт принял эти правила. Мы стали встречаться каждую среду у него в кабинете. Он приносил необходимые для моей работы документы – понемножку, чтобы его жена ничего не заметила. Так продолжалось много месяцев, за это время мы подружились. Он настойчиво просил меня ускорить работу, но я читал лекции студентам и занимался исследованиями, которые обязан проводить историк моего ранга, поэтому начал писать с опозданием. Тем не менее рукопись была уже почти готова, когда Ханна положила конец нашему проекту. Не знаю, чем она пригрозила Роберту, но он попросил меня все прекратить. Наша дружба обязывала меня исполнить его волю.
– Почему вы не продолжили работу после его смерти?
– Учитывая обстоятельства его ухода из жизни, я должен признать, что это была прекрасная смерть для мужчины. Но как ни опечалила меня его кончина, я ничего не мог опубликовать. В нашем соглашении имелся пункт, по которому он должен был предварительно прочитать текст. Я не мог этим пренебречь: конечно, без этого мой труд вряд ли стал бы менее ценен, но я слишком ценю свое слово.
– Что за разговор подслушала моя мать? – снова спросила я.
Шейлок внимательно на меня посмотрел и, поколебавшись, сказал серьезным тоном:
– Пришла наша очередь заключить соглашение. Я предоставляю вам возможность узнать все на условии, что вы согласитесь на публикацию моей работы. Раз на свете есть потомок рода Стэнфилдов, ваша гарантия освободит меня от прежнего обещания.
Шейлок вытянул из жилетного кармана цепочку. К ней вместо часов был приделан ключик. Им он отпер ящик шкафа и достал толстую папку, которую положил перед нами.
– Здесь, на этих страницах, есть все, что вам нужно. Самое интересное вы найдете под рубриками «1944» и «1947». Когда изучите, милости прошу снова ко мне. Я поведаю вам остальное.
Он проводил нас до двери и пожелал успеха.
* * *
Остаток дня я просидела в университетской библиотеке, усердно изучая главу под названием «1944». Одолев очередную страницу, я передавала ее Джорджу-Харрисону.
Так я узнала, как Роберт Стэнфилд попал из Балтимора в сторожку в чаще французского леса, о его дружбе с Сэмом Голдштейном, об участии в боевых действиях Сопротивления, о перенесенных им пытках, бегстве, о том, как храбро он защищал ту, на которой женился после тяжелого перехода через Пиренеи…
К концу дня я по-прежнему недоумевала, что заставило маму поссориться с ее замечательным отцом, женившимся на ее матери, дочери Сэма Голдштейна, в посольстве США в Мадриде ради ее спасения. С человеком, сдержавшим слово и забравшим Ханну с собой в Америку.
