– Наверняка существует! Если ты не обратила внимания, она называла нашу маму «моя любовь». В то же время она признает, что потеряла голову, наверное, этим все и объясняется… Не могу поверить, что наша мама гоняла на мотоцикле. Помнишь, как тщательно она пристегивалась в «остине»? Скажи, ты можешь вообразить ее байкершей?
– Если честно, этим вечером меня сильнее всего заинтриговало не это. Еще труднее мне представить ее налетчицей. Крайне любопытно узнать, что именно они украли. И вообще, что там за драма у них разразилась?
– Это подтверждает обвинения из анонимного письма.
– Все его содержание обретает теперь смысл. Темные места в мамином прошлом, ее по меньшей мере странные отношения с матерью Джорджа-Харрисона, состояние, которого она не унаследовала, и «Индепендент».
– Это еще что такое?
– Так называлась газета, основанная мамой вместе с Мэй. Папа расскажет тебе об этом подробнее.
– Послушай, мы говорим о нашей матери или о ком-то другом?
– Я тоже так отреагировала, когда все узнала.
– Это бесценное сокровище, твой Джордж-Харрисон, он-то хоть знает, о чем речь?
– Нет, он впервые прочел об этом в письме своей матери, которое я ему отдала. Есть другие: они переписывались.
– Что, если он с самого начала тобой манипулировал? Ваша встреча – результат целой цепочки совпадений. Вдруг он и есть твой аноним?
– Зачем ему такие сложности?
– Чтобы собрать кусочки головоломки! Ты сама говоришь о переписке. У него наверняка есть письма нашей матери, и ему нужны мы, чтобы завладеть письмами своей. Разве аноним не предлагал нам поискать доказательства его слов? Махинация, ясное дело!
– Уверяю тебя, он лишился дара речи, увидев фотографию в кафе. И потом, он тоже получил анонимное письмо.
– Которое сам и написал. Почему, скажи на милость, он так удивился той фотографии, если знал о том, что наши матери переписывались?
– Он не знал, о переписке мне сказал Мишель. Ничего ему не говори, Мэгги, я обещала хранить тайну. Я уже десять раз звонила ему из Балтимора, просила прислать другие письма.
– В какие еще семейные тайны меня не желают посвящать? Папа тебе сообщает, что мама выпускала в Балтиморе газету, Мишель – о письме, о котором мне даже не заикнулся… Вы все обходите меня стороной, словно я заразная!
– Папа ничего не собирался мне сообщать, просто мы с ним лакомились мороженым, и вдруг всплыла эта тема…
– Скажи еще, что он водил тебя в «Бен энд Джерри»! Я сразу брошу трубку!
– А к Мишелю я заглянула накануне отъезда, и он по непонятной причине тайком сунул мне в карман это письмо.
– Ты заглянула к Мишелю накануне отъезда, а со мной попрощалась через папу? Час от часу не легче! Раз я так мало значу, то не знаю, чем могу тебе помочь.
– Ты уже мне помогла: посоветовала быть с Джорджем-Харрисоном поосторожнее.
– Бойся его как огня! Если наши матери действительно припрятали где-то клад, то ты должна найти его раньше своего нового знакомого. Я на тебя рассчитываю! Банк отказался увеличить мне сумму разрешенного овердрафта.
– Устроилась бы на работу. Тоже способ добывать средства на жизнь, не хуже любого другого.
– Я возобновляю учебу, мне что, разорваться?
– В тридцать пять лет?
– Мне тридцать четыре, зануда! Ты еще с ним увидишься?
– Завтра утром, за завтраком.
– Смотри, Элби, не смей в него влюбляться!
– Во-первых, он совершенно не в моем вкусе, во-вторых, он еще не заслужил моего доверия.
– Во-первых, я тебе не верю, во-вторых, ты доверяешь первому встречному, поэтому повторяю: не вздумай им увлечься, по крайней мере до того, как прояснится вся эта история!
Мэгги взяла с меня обещание звонить каждый день и держать ее в курсе событий, дала слово не выдавать меня Мишелю и повесила трубку. В конце концов я уснула, только очень поздно.
* * *
Утром я встретила Джорджа-Харрисона в холле отеля. Столовая выглядела слишком уныло, и он повез меня в своем пикапе завтракать в город.
– Вы сказали, что работаете столяром, – начала я, чтобы сломать лед. – Можно поточнее?
– Не думаю, что бывает много разновидностей этой профессии.
– Бывает: плотники строят дома, краснодеревщики делают мебель…
– Нет, я не плотник. Наверное, у меня просто нет отца.
– Не вижу связи.
– С вашим вопросом мои слова никак не связаны, но я всю ночь думал о письме моей матери. Раз она называла вашу мать «моя любовь», наверное, прибегла к услугам безымянного донора спермы. Тогда «драма» – я сам.
– Драма не драма, но вы явно склонны все драматизировать. Вы, конечно, симпатичный мужчина, но давайте все же ограничимся разговорами о сокровище, которое нам предстоит найти…
И я расхохоталась. Мне, конечно, нужно было сдержаться, потому что получилось обидно. Машина затормозила перед светофором, и Джордж-Харрисон с серьезным видом повернулся ко мне:
– Вас не шокирует мое предположение, что наших матерей могли связывать особые отношения?
– Вас смущают не чувства, которые они могли друг к другу испытывать, и вы отлично это знаете. Все дело в слове, которое вы прочли в письме, это оно вас смутило. Что ж, раз это для вас так важно, вспомните, что ваша мать писала это…
– …будучи уже не в своем уме?
– У вас какая-то мания за меня договаривать! В преклонном возрасте – вот и все, что я имела в виду! Этому возрасту свойственна особая лексика. Любовь, дружба – так ли уж велика разница?
– Почему вы пытаетесь все упростить?
– Вы вообще ехать собираетесь? Сзади уже гудят! Знаю, мужчинам трудно делать несколько дел сразу, но постарайтесь слушать меня и при этом вести машину. Даже у моего отца это получается, а вы вряд ли более рассеянны, чем он.
Пикап проехал еще несколько метров и остановился у обочины.
– Сколько вам лет? – спросила я.
– Тридцать пять.
– Дата рождения?
– Четвертое июля 1981 года.
– В таком случае ваши измышления теряют смысл. Моя мать вернулась в Англию до того, как ваша забеременела.
– Трудно делать два дела одновременно? Неужели? Поделитесь другими вашими предубеждениями по поводу мужчин.
– Почему вы остановились? Кажется, даже заглушили мотор.
– Потому что мы уже приехали. Вот место, где я предлагаю вам позавтракать. Кофе пойдет вам на пользу.
* * *
Джордж-Харрисон заказал яйца «бенедикт», бекон, тосты и большой стакан апельсинового сока, даже не заглянув в меню. Мне это почему-то очень понравилось. Я сама ограничилась чашкой чаю, считая, что ему одному всю эту гору не умять и он поделится со мной тостом.
