– Не пугай меня! Хотя бы не к Киту? Он хороший любовник, внимательный, старается доставить партнерше удовольствие. Согласна, такие на дороге не валяются. Это тебя в нем и привлекает. Здесь, как ты любишь говорить, можно поставить точку. Предлагаю прекратить этот никчемный спор и вместе подумать об обеде. Приглашаю тебя в кафе «Сейлорс» в порту, это недавно открывшийся устричный бар. Устриц доставляют каждое утро из штата Мэн, пальчики оближешь!
– Это там вы с ним вчера ужинали?
Салли-Энн прищурилась и надула губы.
– Черт, совсем забыла: у меня встреча с братом. Если ты меня любишь, окажи помощь, составь компанию! Для меня нет ничего скучнее его общества.
– Тогда почему ты с ним обедаешь?
– Ему понадобилось со мной увидеться.
– Ладно, отвезешь меня на мотоцикле в город, но в ваш тет-а-тет я вмешиваться не стану.
* * *
Во втором часу дня девушки оседлали «Триумф». Мэй немного накрасилась, чем позабавила подругу. Салли-Энн не стала ссаживать ее в городе, а на полном ходу домчалась до балтиморского гольф-клуба.
Парковщик оценил и «Бонвиль», и обеих мотоциклисток. Привратник поприветствовал Салли-Энн с почтительностью, не ускользнувшей от внимания Мэй. Метрдотель повел их к столику. Мэй была поражена роскошью заведения. Даже стены коридора, ведущего к обеденному залу, были украшены портретами людей из высшего общества в золоченых рамах.
У Стэнфилдов был свой столик, зарезервированный на целый год. Эдвард ждал сестру, читая газету.
– Ты никогда не приходишь вовремя, – заметил он вместо приветствия.
– Я тебя тоже люблю! – весело отозвалась она.
Эдвард поднял глаза и обнаружил за спиной у сестры Мэй.
– Ты не представишь меня своей подруге?
– Она сама может представиться, у нее есть язык, и она отлично умеет им пользоваться, – бесстыдно отчеканила Салли-Энн.
Эдвард церемонно поднялся с кресла и поцеловал Мэй руку. Та не знала, как быть: она едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться, но ей удалось ограничиться улыбкой. Такая утонченность манер резко контрастировала с грубым приемом, оказанным Эдвардом сестре, но Мэй все равно была польщена.
– Я оставлю вас вдвоем, – предложила она, робея.
– Ни в коем случае! – взмолился Эдвард. – Останьтесь! Благодаря вашему присутствию у этого обеда есть шанс, пусть и крохотный, не завершиться мордобоем. – Он адресовал ей очаровательную улыбку.
– Вы так плохо ладите? – спросила Мэй, садясь в кресло, подставленное ей Эдвардом.
– Как кошка с собакой, – фыркнула Салли-Энн.
– Вы просто избалованные дети. Не цените своего счастья. Как бы мне хотелось иметь брата!
– Только не такого, уж поверь мне!
– Не стесняйся, продолжай грубить, но учти: так ты совсем смутишь подругу. Итак, что вас связывает? Я никогда о вас не слышал, мисс, – продолжал Эдвард оживленным тоном.
– Что ты вообще обо мне слышал? – усмехнулась Салли-Энн. – Только не говори, что вас всех заботит моя судьба.
– Ты не права, дорогая сестричка, если бы ты хоть изредка заглядывала к родителям, то сама бы в этом убедилась.
– Не верю ни единому слову!
Мэй покашляла в кулак.
– Мы партнерши, – сказала она – и получила под столом пинок от Салли-Энн.
– Партнерши? – переспросил Эдвард.
– Это просто так говорится. Мы вместе работаем, – объяснила Салли-Энн.
– Ты все еще работаешь в «Сан»? – удивился Эдвард.
– А где бы ты хотел, чтобы я работала?
– Нигде. Я слышал, что ты уволилась еще в начале лета.
– Мало ли, что вы слышали! – вмешалась Мэй. – В редакции вашу сестру очень ценят. Очень возможно, что она скоро станет журналисткой.
– Вот это да! Простите за то, что слушаю злые языки. Вы меня впечатлили. Чем занимаетесь в «Сан» вы сами?
Последовал продолжительный обмен вопросами и ответами между Мэй и Эдвардом – так они знакомились. Салли-Энн не обижалась, наоборот: брат увлекся разговором, и ей по крайней мере не приходилось ему врать. Иллюзий она не питала: обеды раз в три месяца, которые он ей навязывал, преследовали цель собрать сведения о ней для родных. Эдвард был грязным шпионом на службе у мамаши: той гордость не позволяла самой расспросить дочь о ее развратной, как она полагала, жизни. Доказательство было налицо: Ханна, часто наведывавшаяся в клуб, никогда там не появлялась, если туда приходила обедать Салли-Энн. Случайность исключалась.
Когда официант наливал Эдварду кофе, тот спрашивал Мэй, любит ли она театр. На следующий день труппа, добившаяся феноменального успеха в Нью-Йорке, играла в Балтиморе спектакль по пьесе Гарольда Пинтера. «Предательство» – подлинный шедевр, пропустить представление было бы непростительно, утверждал он. Друг оставил для него два прекрасных места в партере, и ему как раз нужна спутница…
– А как же та обворожительная блондинка? – спросила с невинным видом Салли-Энн. – Забыла, как ее зовут… Ну, ты знаешь, о ком я, – дочь Циммеров!
– Мы с Дженнифер решили какое-то время побыть врозь, чтобы понять, что к чему, – объяснил на полном серьезе Эдвард. – Все развивалось слишком быстро.
– Обидно! Представляю недовольство нашей матушки. Чудесная была бы партия!
– Хватит, Салли-Энн, ты начинаешь грубить!
Эдвард потребовал счет, попросил включить его оплату в семейный кредит и поднялся из-за стола.
– Жду вас завтра в семь часов вечера в холле театра, рядом с контролером. Рассчитываю на вас. – И он снова поцеловал Мэй руку.
Чмокнув сестру в щеку, он удалился.
Салли-Энн подозвала официанта и попросила принести два коньяка.
– Не ходи! – посоветовала она Мэй, крутя коньяк в рюмке.
– Сколько, по-твоему, пройдет лет, пока я смогу сама купить место в партере на спектакль по Гарольду Пинтеру?
– Вот уж не знаю. Но у пьесы говорящее название.
– Не делай из мухи слона, подумаешь, один вечер!
– Ты его недооцениваешь. Он тебя соблазнит. Это его излюбленный вид спорта, он в нем рекордсмен. Я знакома с целым батальоном героинь, павших на этом поле брани.
– Кто бы говорил о брани! – И Мэй пихнула подругу локтем.
* * *
Назавтра, когда Мэй готовилась к вечеру, Салли-Энн вошла к ней с сигаретой в зубах, села на край ванны и уставилась на нее.
– Что за недовольная физиономия? Обещаю вернуться сразу после окончания спектакля.
– Сомневаюсь. Учти: я тебя предупреждала. Главное, ничего не говори Эдварду о нашем проекте.
– Я еще вчера тебя поняла, спасибо за пинок под столом. Отчего у вас с братом такие отношения? Ты никогда о нем не говоришь. Я почти забыла о его существовании. В чем дело?