– Спасибо, – сказал папа.
Он сел рядом со мной и взял меня за руку.
– Как ты так быстро добрался? – спросила я слабым голосом. – На машине из самой Августы?
– Да, я приехал сразу же, как только позвонила Джен. Ты была в коме целую неделю, Софи.
Я удивленно моргнула:
– Неделю?
– Да. Ты что-нибудь помнишь? Ты знаешь, что случилось с тобой?
Я с сомнением посмотрела в папины встревоженные глаза.
– Я попала в аварию.
Но ведь я помнила не только аварию, а намного больше…
– Мужчина, который ехал за тобой, рассказал, что ты свернула, чтобы не задавить оленя. Помнишь? – спросил отец.
Я кивнула:
– Моя машина съехала по берегу и упала на лед.
– Верно. Тот мужчина вызвал «Скорую».
Я начала сомневаться, не сон ли все это был. Я неделю была в коме, и этого времени было более чем достаточно, чтобы какие-то небесные силы поведали мне странную историю маминой трагической любви, случившейся еще до моего рождения.
– Я что, умерла? – прямо спросила я.
Помедлив, папа ответил:
– Да, Софи, и чудо, что они смогли вернуть тебя. Чудо.
Мое сердце забилось сильнее. Я снова вернулась мыслями к аварии и всему тому, чему стала свидетелем, пока находилась в коме, и мне срочно нужно было узнать, что на самом деле произошло.
– Я утонула, так? – спросила я.
– Да, но, слава богу, у тебя наступила гипотермия. И только поэтому врачи смогли тебя спасти. Они привезли тебя сюда на машине «Скорой помощи» и смогли реанимировать через сорок минут. Ты можешь в это поверить, Софи? Целых сорок минут! И вот ты снова с нами, – произнес папа.
Я изо всех сил старалась не дать сбить себя с толку, потому что все это было слишком странно и непостижимо.
– Наверное, за сорок минут может произойти многое.
Я не знала, должна ли я рассказать отцу о том, что испытала тогда. Я до сих пор не была уверена, что все это не было плодом моего воображения.
– Можно попить? – спросила я. – У меня совсем пересохло во рту, а голова ужасно болит.
Папа отправился в туалет, налил воды из-под крана и вернулся с бумажным стаканчиком и соломинкой, которую поднес к моим губам. Я подняла голову, отпила немного и откинулась на подушку.
– Спасибо.
Внезапно почувствовав сильную усталость, я закрыла глаза.
Передо мной появилась Меган – в дверях маминого дома. Со мной все отлично, – сказала дочь, – бабуля хорошо за мной присматривает…
Вдруг я ощутила странное спокойствие и подумала, что уже оказалась в раю или где-то между раем и своим прежним миром.
Открыв глаза, я посмотрела на отца:
– Я рада, что ты здесь. Это так важно для меня.
– Конечно, я здесь, – ответил он, почти улыбаясь, садясь обратно в кресло. – Я знаю, что я был тебе не лучшим отцом, Софи, но я просто не вынес бы, если бы тебя не стало. Ты и Джен… Вы – все, что у меня есть.
Я сжала его руку.
– Но ты был лучшим отцом. Я тоже виновата, потому что и я была не лучшей дочерью. Непослушной и упрямой, и, думаю… после того, как умерла мама… мы с тобой просто отдалились друг от друга.
Папа опустил голову и кивнул.
– Почему мы никогда не говорили о ней? – спросила я.
Отец отвел взгляд и с мгновение молчал, обдумывая вопрос.
– Наверное, мне было слишком больно о ней говорить, поэтому я подумал, что было бы лучше этого не делать, – наконец произнес он. И снова посмотрел на меня. – И я винил в том, что с ней случилось, себя. Я думал, что во всем виноват только я один, но не хотел признаться в этом вам с Джен. Я боялся, что вы меня возненавидите.
– Но в чем ты виноват? Мама же погибла в авиакатастрофе.
Папа тяжело вздохнул:
– Мы тогда поругались. Она хотела поехать в Чикаго на машине, но тогда ее не было бы целую неделю. Я не хотел, чтобы она уезжала – никогда не хотел, – и твоя мать придумала компромисс: решила лететь самолетом. Тогда вся поездка заняла бы не больше суток.
Я с беспокойством сглотнула. Неудивительно, что после этого папа был таким замкнутым. Он так долго пытался в одиночку справиться с бременем вины.
– Расскажи мне об этом, – попросила я его продолжить. – Никогда не могла понять, почему она все время ездила в Чикаго одна. Даже много лет спустя я думала, что у нее был там с кем-то роман. Я как-то слышала, как вы из-за этого ругались. Знала, что ты этих поездок не одобрял.
Я замолчала.
– Но у нее ведь не было никакого романа, или был? – произнесла я наконец.
– Нет, – ответил папа. И отвернулся. Я провела ладонью по его щеке и тихо сказала:
– Все нормально, пап. Теперь ты можешь сказать мне правду. Я уже взрослая. Я смогу ее принять.
Но он все равно не отвечал мне. Его глаза были опущены, и я озвучила правду за него:
– Я ведь тебе не родная дочь, да?
Сглотнув, отец покачал головой.
Я почувствовала огромное чувство облегчения.
– Я всегда знала, что мама уже была беременна, когда ты женился на ней, – сказала я. – Но этот ребенок, то есть я, – ведь был от кого-то другого, да?
Папа поднял на меня полные страдания глаза, из которых лились слезы, и его взгляд выражал бесконечное сожаление.
– Я знаю, как это выглядит со стороны, Софи, но все было не так. Твоя мать очень любила этого человека и вышла бы за него замуж, если бы он внезапно не погиб, дорогая. Вот почему каждый год в ноябре Кора ездила в Чикаго. Она ездила к нему на могилу. Прости. Я должен был тебе рассказать давным-давно.
– Все хорошо, папа, – сжала я его ладонь. – Я счастлива, что узнала об этом сейчас. И то, что ты сделал для мамы, – то, как ты любил ее все эти годы, как заботился о нас… Ты был для нее героем. И для меня тоже. И всегда будешь героем.
Папа привстал, заключил меня в объятья и сказал, что очень меня любит.
Какая бы сильная холодность ни была в наших отношениях до этого, она исчезала. Я чувствовала глубоко в душе, что могу его понять. Чувствовала, что мы с отцом стали ближе.
– Знает ли Джен, что мы не родные сестры? – осторожно поинтересовалась я, как только папа снова сел в кресло.
– Нет. Я никогда никому не говорил об этом.
– Ну, думаю, нам надо ей рассказать. Я знаю, что она поймет, когда узнает все детали, – решила я.
Все еще не отпуская мою ладонь, папа вдруг нахмурился и отстранился.
– Что случилось? – спросила я. – Ты не хочешь, чтобы я ей рассказала?
