Я удивилась, сколько мы успели с ним обсудить еще до того, как нам подали еду, – ведь до этого мы не разговаривали почти шесть лет. Можно было бы подумать, что мы с Мэттом совсем чужие люди друг другу, однако никто – никто в целом мире – не знал всю правду.
В моей голове шевельнулось воспоминание о том, каково это – сидеть рядом с Мэттом на пляже, положив ему голову на плечо, и, чувствуя у себя на поясе его руку, слушать прибой. Я помнила все это, словно мы сидели с ним у моря только вчера, и почти могла чувствовать его прикосновение – и испытывать все те же легкость и счастье. Мне очень хотелось взять Мэтта за руку.
– Изменить свою жизнь, – сказала я, изо всех сил пытаясь вернуться к реальности, – никогда не поздно, Мэтт. Тебе всего-то двадцать два. Ты все еще можешь добиться чего-то большего, как только поймешь, что именно тебе нравится – писать романы или что-то другое. Думаю, в этом и трудность. Понять. Я и сама не знаю, поняла ли я хоть что-то насчет своей жизни или нет.
Мэтт провел рукой по спинке сиденья.
– Ты говорила, что хочешь путешествовать.
– Да, – подняла я глаза. – И, наверное, буду.
– Не говори «наверное». Просто сделай это. Жизнь слишком коротка. Ты же не хочешь в какой-то момент оглянуться и понять, что так много всего упустила. Ты сама сказала, что расстроена. Выясни же, как это исправить.
Раздался стук столовых приборов и тарелок: официантка убирала со стола напротив.
– Может быть, тебе тоже стоит так поступить, – сказала я.
– Может быть, именно это я сейчас и делаю, – ответил Мэтт.
Мое сердце забилось еще сильнее.
– Как так? – спросила я, чувствуя, как во рту пересохло.
– Потому что я пришел сюда. И смотрю в твои глаза.
Я замерла, уставившись на него. Все, что я хотела сделать – протянуть руку и дотронуться до его руки, но вместо этого схватила стакан с пивом и долго-долго пила.
Пришла официантка, поставила на стол заказанную нами еду и ушла. Мэтт потянулся за кетчупом.
– Ты выглядишь бледной, – сказал он.
– Странно, ты ведь рядом.
– Что странного? Мы же старые друзья.
Я взяла вилку и ткнула в картофель фри.
Мы не говорили долго. Я попыталась проглотить комок в горле.
– Может быть, я не должен был приезжать, – сказал Мэтт, откинувшись назад.
Внезапно испугавшись, что сейчас он предложит отвезти меня обратно в общежитие, а после этого уедет навсегда, я призвала на помощь всю свою решительность. И сказала, что на самом деле обо всем этом думаю:
– Нет. Я рада, что ты навестил меня. Все эти годы я думала о тебе столько раз, хотя изо всех сил старалась забыть. Думала – как ты там? Надеялась, что ты счастлив. А ты был счастлив? Помимо этих разочарований, я имею в виду.
Мэтт пристально посмотрел на меня.
– Точно хочешь знать правду?
Я кивнула.
– Так вот. Нет. Я действительно никогда не был счастлив.
Его ответ меня поразил.
– Почему нет?
– Слишком много всего, о чем я жалею.
Я нервно сглотнула:
– Такая же история.
Мэтт смотрел на меня несколько мгновений, словно говоря – он понимает, но все бесполезно, потому что ничего уже не изменить.
Так ли это? Неужели все эти сожаления так и останутся с нами навсегда?
Мы молча ели ужин, а за окном по-прежнему бушевал дождь.
– У тебя есть девушка? – через некоторое время, когда перестал играть музыкальный автомат, спросила я. Вопрос был бестактный, но я хотела знать.
– Была парочка, – сказал он. – Впрочем, ничего серьезного. А вы с Питером уже вместе довольно долго, так ведь?
– Да. – Я сделала паузу прежде, чем продолжить. – Он ждет, пока я закончу колледж, чтобы я могла вернуться домой, и тогда мы поженимся.
Мэтт наклонил голову в сторону.
– Ты помолвлена. Официально?
Еще один смелый вопрос.
– Нет, не официально. Мы не обменивались кольцами, ничего такого – по крайней мере, пока, – и я до сих пор не совсем уверена, что все это правильно.
– Ты его любишь? – спросил Мэтт.
Я попыталась сглотнуть, но не смогла и промямлила:
– Конечно. Мы ведь говорим о Питере.
Мэтт кивнул. Потом полез в карман, вытащил пару монет, выскользнул из кабинки и пошел к музыкальному автомату.
Я смотрела, как Мэтт прошел мимо барной стойки и застыл перед списком песен, мой взгляд блуждал по его телу, от широких плеч под черной кожаной курткой до узких бедер в блеклых джинсах свободного кроя. Он был так же красив, как и раньше. Я от него глаз не могла оторвать.
Мэтт бросил в автомат пару монет, и они со звоном пролетели где-то внутри его. Я закрыла глаза, слыша, как выехала нужная пластинка и игла зашелестела по наполированному винилу. Начал играть джазовый стандарт «Smoke Gets in Your Eyes».
Когда я снова открыла глаза, Мэтт уже стоял передо мной, протянув руку.
– Потанцуем?
Мне пришлось встать и поплестись вслед за ним к небольшому танцполу. В баре не осталось никого, кроме пожилого мужчины, обнимающего бокал виски.
Когда Мэтт обнял меня за талию и взял за руку, положив ее почти себе на грудь, мое сердце бешено забилось. Он осторожно подошел ближе, и я почувствовала, как кровь прилила к лицу. Я сделала все возможное, чтобы запомнить каждое ощущение, – фактуру плеча его мягкой кожаной куртки, на котором лежала моя ладонь, аромат его волос.
Мы медленно двигались в такт музыке. Ни я, ни он не произносили ни слова, пока не кончилась песня и в музыкальном автомате не заиграла новая.
Мы отстранились.
– Правда в том, – сказала я, – что я даже не уверена, хочу ли выйти замуж. По крайней мере, пока. Я еще так много всего хочу сделать и испытать. Не думаю, что готова стать просто женой.
– Кора, – внимательно посмотрел мне в глаза Мэтт, – через сколько бы лет ты ни вышла замуж, ты никогда не станешь просто женой. Ты всегда будешь той прежней Корой, которую я знаю.
Я улыбнулась:
– Спасибо.
Вернувшись за стол, мы поговорили немного о моей учебе, работе Мэтта, наших семьях. Мы выпили чашечку кофе и съели кусок яблочного пирога, пытаясь восполнить все те годы, что провели порознь. И тут официантка принесла счет.
Мы с Мэттом посмотрели на часы и поняли, что сидим за этим столом уже почти четыре часа.
– О боже! – воскликнула я. – Мне надо срочно возвращаться, пока они не заперли двери.
– А если ты не успеешь? – с деланным ужасом на лице усмехнулся Мэтт.
