Мы заметили друг друга в разных концах зала. После вечеринки Майкл пригласил меня поужинать вместе. Он проводил меня домой, а я пригласила его к себе. Мы не спали всю ночь, просто говорили, сидя на диване, слушая музыку, и на рассвете поцеловались.
Это была самая волшебная, романтичная ночь в моей жизни.
Через год мы поженились.
* * *
Во время медового месяца на Барбадосе Майкл поведал мне кое-что, о чем никогда никому не рассказывал.
Когда ему было двенадцать, его старшего брата раздавил трактор. Машину занесло на скользкой насыпи, она перевернулась и завалилась прямо на Дина, убив его на месте. Именно Майкл его и обнаружил.
Его голос дрожал, когда он описывал бездыханное тело брата, придавленного тяжелым трактором.
Когда мы учились в университете, Майкл ни разу не обмолвился об этой трагедии. Не думаю, что кто-то знал о ней. Майкл всегда казался таким сильным и волевым. Будто в его жизни просто никогда не могло произойти ничего плохого.
Как только я услышала это, поняла, что у нас есть нечто общее. Мы оба пережили страшную потерю, которая оставила глубокие раны, и хотя для окружающих мы никогда их не афишировали, эти раны еще кровоточили. Когда мне было четырнадцать, я потеряла мать.
Я злилась на нее за то, что она ушла, оставив нас с отцом.
Потеря близких людей сблизила нас с Майклом еще больше.
Глава 3
Я уже говорила, что когда-то была любимцем судьбы. Так вот, я имела в виду тот отрезок времени, который начался в день моей свадьбы и продолжался десять замечательных лет.
Когда мы с Майклом только поженились, то были безумно счастливы. Его карьерный рост в юридической фирме, где он работал, стал молниеносным, и мы оба знали, что его назначение одним из партнеров – лишь вопрос времени.
Мои дела тоже шли хорошо. Через полгода после того, как мы с Майклом начали встречаться, мне предложили постоянную работу в рекламном отделе «К. У. Фрейзер», и, с одобрения Майкла, я стала заниматься любимым делом – писать и отсылать короткие рассказы в журналы. Мы часто выходили в ресторан поужинать, где знакомились с нужными людьми, и вскоре я уже ушла из «К. У. Фрейзер» и устроилась автором статей в журнал «The New Yorker»
[1].
Жизнь казалась идеальной. Мы занимались любовью почти каждую ночь. Иногда Майкл возвращался с работы, пряча за спиной коробочку с чем-нибудь из «Victoria’s Secret»
[2] – чем-то кружевным, завернутую в розовую шелковую бумагу, и тогда мы занимались любовью под «Вечернее шоу Леттермана»
[3].
А в другой раз Майкл приносил все необходимое для приготовления шоколадного мартини, и мы отправлялись на танцы, возвращаясь далеко за полночь.
Мы были так близки, как только было возможно, и как раз когда я думала, что лучше не бывает, произошло самое удивительное. Я узнала, что беременна.
И как я только могла принимать эту удачу как данность?!
Оглядываясь назад, иногда думаю – может, все это мне лишь приснилось. Предполагаю, что так оно и есть, ведь в итоге я все же проснулась. Сидя на постели, я задыхалась.
Но давайте не будем пока об этом. Все-таки до этого было еще много чудес.
Итак, давайте поговорим о ребенке.
Глава 4
Кое-что о материнстве. Это изматывает до предела и приводит в трепет одновременно. Примерно как сначала получить пинок под зад, а буквально в следующий миг почувствовать себя суперзвездой. Но прежде всего, становясь матерью, учишься быть бескорыстной.
Позвольте мне пояснить. На самом деле материнство ничему такому не учит. Просто у вас появляется самоотверженность, растущая в душе, когда вы впервые берете на руки своего ребенка. В этот момент вас захлестывает волна любви, становящейся словно каким-то откровением, а ваши собственные потребности и желания уходят на второй план. Ничто уже не важно так для вас, как благополучие ребенка. Вы готовы пожертвовать всем ради вашей дочки. Даже собственной жизнью, не колеблясь ни минуты. Богу не нужно было бы просить об этом дважды.
* * *
Наша чудесная дочь Меган родилась 17 июля 2000 г. Роды были сложными, схватки продлились девятнадцать часов, и в итоге потребовалось кесарево сечение, но я не жалею ни об одной секунде того дня. Если так было нужно, чтобы Меган смогла появиться на свет, я бы повторила весь этот процесс раз десять.
В течение следующих пяти дней, пока я восстанавливалась после сложной операции, я подолгу держала ее на руках, изучая ее движения и выражения крошечного личика. Я была очарована ее сладкой, пухленькой мордочкой и крошечными розовыми ножками. Меня приводили в восторг ее черные волосики и опухшие глазки, милые коленки и пухлый животик, а еще миниатюрные пальчики на руках и ногах. Моя дочь была самым восхитительным существом, что я когда-либо видела, и мое сердце переполнялось любовью каждый раз, когда она улыбалась во сне или сгибала ручку.
Я так хорошо помню, как лежала на больничной койке рядом с Меган, подложив руку под голову, и думала, что могла бы пролежать вот так вечно, что мне никогда не надоест наблюдать за ней. Эти моменты были столь простыми и столь искренними, что дух захватывало.
Майкл испытывал такие же чувства, что и я, по отношению к нашему ребенку. Он работал днем, а ночевал с нами в палате, в мягком кресле.
Когда мы, наконец, принесли Меган домой, я поняла, что Майкл не только идеальный муж, но и идеальный отец.
Он был совершенно не похож на моего папу – тот всегда сохранял дистанцию. Майкл, наоборот, с удовольствием менял подгузники и наглядеться не мог на нашу маленькую девочку. Он носил Меган по дому на руках. Читал ей книги и пел песни. Несколько раз в неделю Майкл подолгу гулял с Меган в парке, чтобы я могла вздремнуть или просто чем-то заняться: принять душ или приготовить поесть. Я чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.
Позже, когда Меган исполнилось два года и она перестала пить молоко из бутылочки, я почувствовала, что готова писать снова.
Майкл – как и всегда, щедрый и участливый – предложил каждое воскресенье возить Меган в Коннектикут, к своей сестре Марджери.
И все было замечательно. Марджери была счастлива провести время с ними, и за те счастливые дни отношения между Майклом и Меган стали еще лучше.
