– Теперь вы верите, что Раевич задумал покушение на одну из великих княжон? – спросил Григорий Александрович, стараясь говорить не слишком язвительно.
– После того, как вы предложили в качестве свидетеля княгиню Лиговскую? – отозвался Скворцов, не повернув головы. – Думаю, ничего иного мне не остается. Оживший мертвец, труп доктора в прозекторской… И в каком ужасающем виде! Растерзан, словно диким зверем! Значит, и Карского убил этот… как его?
– Грушницкий.
– Вот-вот.
– Раевича необходимо немедленно арестовать, – сказал Григорий Александрович. – Не откладывая.
– Конечно-конечно. – Князь вздохнул. – Столько смертей! А визит уже… – Он махнул рукой. – Состоится ли? Как дойдет до государыни, что тут происходит, она и передумает.
– Этого не случилось бы, послушай вы меня раньше, – сказал Григорий Александрович.
На это Скворцов ничего не ответил, только крякнул.
– Михаил Семенович, у меня есть одна просьба. Надеюсь, вы мне не откажете.
– Что пожелаете, голубчик. Без вас мы бы вообще не узнали, что творится.
– Я хочу войти к Раевичу первым. Один. Ваши люди могут ворваться в дом спустя двадцать минут.
Скворцов поднял на Печорина удивленный взгляд.
– Григорий Александрович, помилуйте, к чему это?! Я наслышан о вашей отваге – взять хотя бы тот случай с пьяным казаком – мне докладывали… но это…
– Думаю, я вправе распорядиться своей жизнью по своему усмотрению, – ответил Печорин.
– Стоит ли рисковать? Вы уже сделали, о чем я просил. Папка ваша. Да и сверх того с меня причитается. Пусть Митрий Георгиевич потрудится со своими архаровцами.
– Но мне это необходимо.
Князь пожал плечами.
– Что ж, – сказал он нехотя, – у всех свои причуды. Видимо, вам нравится играть с судьбой в кошки-мышки. Идите, если угодно.
– Премного благодарен. Я вас не задержу. Двадцать минут.
– Они у вас будут, голубчик.
* * *
Дом Раевича был освещен: горели два окна первого этажа и три на втором. Вероятно, там играли.
– Нет ли у вас револьвера? – спросил Григорий Александрович полицеймейстера.
– Имеется. – Вахлюев достал из кармана небольшой пистолет и протянул Печорину. – Шесть пуль. Умеете пользоваться?
– Доводилось.
– Спусковой крючок довольно чувствительный, так что не попадите в себя.
– Постараюсь. – Григорий Александрович убрал оружие в карман.
Дом был оцеплен полицией, но, согласно уговору, Печорин должен был войти туда один, а остальные – через двадцать минут.
– Будьте осторожны с машиной, – напомнил Григорий Александрович. – Не думаю, что ее удастся вынести сразу. Я не смог даже прикоснуться к ней.
– Ничего, разберемся.
– Я думаю, ее вообще лучше всего уничтожить.
– Это уж не наше дело. Пусть решают вышестоящие.
Этого следовало ожидать. Пожалуй, агрегат Раевича еще поместят в Кунсткамеру.
Григорий Александрович, кивнув полицеймейстеру, направился к дому. Теперь, когда он знал, кто там обитает, ему пришло в голову слово «логово», хотя само здание по-прежнему источало респектабельность, а вовсе не готическую мрачность. Деревья в саду не тянули к Печорину скрюченные ветки, и пахло здесь не тленом, а напротив – розами, росшими вдоль фасада.
Григорий Александрович позвонил. Через минуту ему открыл слуга.
– Вас ожидают, – сказал он, когда Печорин представился. – Пожалуйте в кабинет.
Он проводил посетителя на второй этаж, постучал и вошел. Григорий Александрович слышал, как слуга доложил о нем.
– Просят, – сказал он, появившись на пороге, и тут же торопливо удалился.
Григорий Александрович вошел.
Раевич в домашнем халате с кистями сидел за столом, но при появлении гостя поднялся.
– Я должен вас поздравить, Григорий Александрович, – проговорил он, указав Печорину на кресло.-
Садитесь, прошу. Вы выиграли, и сто тысяч ваши. К моему глубокому сожалению.
– Ну, у вас есть душа Карского, – отозвался Григорий Александрович, садясь. – И, уж не знаю, возможно, Грушницкого. Хотя он брал выкуп, так что…
– Брал, брал, – согласился Раевич, возвращаясь в кресло. – Что ж, не спорю, вы подобрались ко мне слишком близко, и меня это… озаботило. Но раз уж вы разобрались с Грушницким, ничего не поделаешь. – Он развел руками. – Стало быть, фортуна на вашей стороне. Итак, вы ведь за выигрышем?
– Не только за ним.
Банкомет приподнял брови.
– Вот как? Ах да, любопытство! Вы, вероятно, желаете, чтобы я его удовлетворил. Мне сразу стало ясно, что вы большой любитель разгадывать загадки.
Григорий Александрович невольно усмехнулся: вот опять его так назвали.
– Вас задели мои слова? – спросил Раевич. – Я не желал вас обидеть.
– Нет, нисколько.
– Итак? – Банкомет улыбнулся одними только губами. – Спрашивайте.
– Для чего вам это нужно? Вы богаты, влиятельны. Я слышал, у вас много могущественных друзей. Будущность ваша обеспечена, а острые ощущения можно добыть и менее рискованными способами.
– Да разве я чем-то рискую? – удивился Раевич. – Ведь не я убиваю.
– А если на вас донесут?
Банкомет рассмеялся.
– Так ведь кто поверит, что я готов заплатить сто тысяч за душу?! Большинство усомнится даже в том, что я вообще ставил такую сумму на кон.
– Одному человеку, может, и не поверят. А если двое или трое донесут?
Раевич пожал плечами.
– Такого не бывало до сих пор. Никому неохота идти на эшафот ради того, чтобы и меня туда свести. Каждый, прежде всего, за собственную шкуру трясется.
– И никто не попадался?
– Ни разу.
– Вы так и не сказали, для чего вам это, – напомнил Григорий Александрович.
Раевич вдруг посерьезнел.
– Я хочу быть счастливым. Вот и все, – сказал он.
Такого ответа Печорин не ожидал.
– Да в чем же тут счастье? – спросил он.
– Чтобы это понять, надобно разобраться, что такое счастье. Думаю, каждый считает по-своему. Для меня, например, это насыщенная гордость.
– Как так?
– Извольте, я поясню. Если б я почитал себя лучше, могущественнее всех на свете, я был бы счастлив. Думаю, большинство сказало бы, что стремиться к абсолютной власти есть зло. Что ж, возможно, они были бы правы. Это не имеет значения.
– Что же имеет?
