Наконец, песня была выбрана, и княжна запела. Голос у нее был вполне приличный, но пела она средне. Впрочем, большинство слушало благосклонно. Грушницкий же, облокотившись на рояль напротив княжны, так и вовсе пожирал ее глазами и поминутно говорил вполголоса: «Очаровательно! Прелестно!»
– Послушай, – тихо проговорила Вера, наклоняясь к Печорину, – я действительно предпочла бы, чтоб ты не знакомился с моим мужем, но ты должен непременно понравиться княгине. Тебе это будет легко: ты можешь все, что захочешь. Мы только здесь и будем видеться.
– Только? – спросил Григорий Александрович с особой интонацией.
Вера покраснела.
– Ты знаешь, что я твоя раба. Я никогда не умела тебе противиться и знаю, что ты, в конце концов, за это меня разлюбишь. Я, может быть, скоро умру. Я чувствую, что слабею с каждым днем, но, несмотря на это, не могу думать ни о чем, как только о тебе! Вы, мужчины, не понимаете наслаждений взора, пожатия руки, а я, клянусь тебе, прислушиваясь к твоему голосу, чувствую такое глубокое, странное блаженство, что самые жаркие поцелуи не могут заменить его!
Глядя на нее, Печорин подумал: за что она так любит его, тем более что она – единственная женщина, которая поняла его совершенно, со всеми его мелкими слабостями, дурными страстями и прочим. Неужели зло так привлекательно?
Ее нежелание рисковать своей репутацией было понятно, однако Печорин не сомневался, что долго она не сможет противиться его желанию остаться с ней наедине: любовь, как огонь, – без пищи гаснет.
Тем временем княжна перестала петь. Ропот похвал раздался вокруг нее. Грушницкий кричал что-то громче всех, но княжна не обращала на него внимания. Она бросила на подошедшего Печорина делано равнодушный взгляд.
– Ваш голос довольно мил, – проговорил он, улыбнувшись.
– Мне это тем более лестно, – ответила она, – что вы меня вовсе не слушали. Может, вы не любите музыку?
– Напротив. Особенно после обеда.
Княжна вспыхнула от досады.
– Грушницкий прав, говоря, что у вас самые прозаические вкусы. Я вижу, что вы любите музыку в гастрономическом отношении.
– Вы снова ошибаетесь: я вовсе не гастроном, и у меня прескверный желудок. Но музыка после обеда усыпляет, а спать после обеда здорово. Следовательно, я люблю музыку в медицинском отношении. Вечером же она, напротив, раздражает: мне делается или слишком грустно, или слишком весело…
Княжна отошла, не дослушав его, и села возле Грушницкого. Между ними начался какой-то сентиментальный разговор: кажется, княжна отвечала на его мудреные фразы довольно рассеянно и неудачно, хотя старалась показать, что слушает со вниманием, потому что Грушницкий иногда смотрел на нее удивленно.
Печорину было ясно, что она пытается уколоть его самолюбие, не подозревая, что ее детские маневры для него совершенно очевидны, а стало быть, битва уже проиграна.
Григорий Александрович решил оставить ее в приятном заблуждении. Для этого он вмешался пару раз в их с Грушницким разговор, но, поскольку княжна отвечала ему сухо, в конце концов с притворной досадой удалился. Княжна торжествовала, Грушницкий тоже.
Остальную часть вечера Печорин провел бы возле Веры, но в зале появился наконец ее муж.
Это был мужчина лет сорока, моложавый, с высоким лбом и тонкими, плотно сжатыми губами. Взгляд его, холодный и пронзительный, обежал гостей, задержался ненадолго на Печорине и остановился, наконец, на Вере. Григорий Александрович почувствовал, как она напряглась. Неужели муж настолько замучил ее своей ревностью? Не давала же она, в самом деле, ему так часто повод для этого. Или давала?
– Максим Львович Зеленцов, – представился Верин супруг, подходя.
– Григорий Александрович Печорин.
– Давно вы здесь?
– Несколько дней.
– И уж успели получить приглашение к Лиговским, – натянуто улыбнулся Зеленцов.
– Мы с ними дальние родственники, – ответил Григорий Александрович непринужденно.
– О, вы и Вере, значит, родня?
– Кто знает, – пожал плечами Печорин. – Впрочем, едва ли.
Зеленцов повернулся к Вере, и она невольно вздрогнула.
– Так вы уж были знакомы прежде? – спросил он, проницательно глядя на жену.
– Нет, нас познакомила княгиня, – ответил за нее Григорий Александрович. – Сегодня. Вы служите?
– Нет, у меня кирпичный завод под Москвой. И еще свечной в Туле.
– Значит, занимаетесь коммерцией.
– Составляю семейный капитал. Дед с отцом изрядно постарались, чтобы растратить то, что было.
– Весьма похвальное занятие. Ваше, я имею в виду.
Зеленцов внимательно поглядел на Григория Александровича.
– На водах множество прекрасных женщин, не правда ли? – сказал он.
– В таких местах их всегда довольно, – согласился Печорин.
– Есть из кого выбрать.
– Не слишком-то.
– Отчего же?
– Одни слишком невинны, другие стары.
Зеленцов растянул губы в улыбке.
– Кто же остается?
– Замужние, разумеется.
При этих словах Вера бросила на Печорина быстрый предупреждающий взгляд, но он сделал вид, что не заметил его.
– Однако приключения такого рода бывают опасны, – заметил Зеленцов.
– Только если муж достаточно смел, чтобы отомстить, или довольно бдителен, чтобы предупредить измену супруги.
– И вы убеждены, вероятно, что любую замужнюю женщину можно совратить? – спросил сухо Зеленцов.
– Вовсе нет, – соврал Печорин. – Впрочем, нет ничего парадоксальнее женского ума. Женщин трудно убедить в чем-нибудь, надо их довести до того, чтоб они убедили себя сами.
– Очень интересное замечание.
– Порядок доказательств, которыми они уничтожают собственноручно воздвигнутые препоны, весьма оригинален. Чтоб выучиться их диалектике, надо опрокинуть в уме своем все школьные правила логики. Например, способ обыкновенный: «Этот человек любит меня, но я замужем. Следовательно, не должна его любить».
– Весьма разумно, – одобрил Зеленцов.
Печорин улыбнулся.
– Но есть и женский способ: «Я не должна его любить, ибо я замужем, но он меня любит, следовательно…»
Зеленцов неожиданно рассмеялся.
– Вы правы! – сказал он резко. – Именно поэтому мужья не должны давать женам слишком много свободы.
– Полагаю, было бы куда надежней, если бы мужья любили своих жен, – ответил Печорин. – Потому что женский ум непременно изобретет способ обойти любые ограничения, коли так велит сердце.
– Недавно у нас был доктор Вернер, – сказал Зеленцов. – Это местный врач, хотя, кажется, не очень успешный.
