Дамы на водах верили, что горцы могут напасть среди белого дня. Вероятно, поэтому Грушницкий поверх солдатской шинели повесил шашку и пару пистолетов.
Высокий куст скрывал Григория Александровича, но сквозь листья он все видел и заметил Раевича на гнедой кобыле в сопровождении одного из своих банкометов. Москвич курил тонкую сигарку и щурился на солнце.
Когда Грушницкий и княжна приблизились к спуску, юнкер спешился и взял лошадь дамы за повод. Теперь Печорин мог слышать их разговор.
– И вы всю жизнь хотите провести на Кавказе? – спросила княжна.
– Что для меня Россия! – отвечал Грушницкий. – Страна, где тысячи людей будут смотреть на меня с презрением, потому что они богаче меня. А здесь эта толстая шинель не помешала моему знакомству с вами.
– Даже напротив… – проговорила княжна, краснея.
– Здесь моя жизнь протечет под пулями шумно и быстро, и если бы Бог каждый год посылал мне один светлый женский взгляд, один, подобный тому, который…
Ему не удалось закончить фразу, потому что Григорий Александрович ударил плетью лошадь и стремительно выехал из-за куста.
– О боже! Это черкес! – вскрикнула княжна в ужасе.
– Не более чем ваш приятель, – ответил Печорин, указав глазами на Грушницкого. – Я не представляю для вас опасности.
Маленькая княжна заметно смутилась. От своей ошибки или оттого, что ответ Печорина показался ей чересчур дерзким? Григорий Александрович надеялся, что верно последнее.
Грушницкий вперил в Печорина осуждающий взгляд, но тот сделал вид, что не замечает его. Он не стал продолжать разговор с княжной, а вместо этого проехал навстречу кавалькаде и, поравнявшись с Раевичем, развернул лошадь. Банкомет взглянул на него и, поскольку Григорий Александрович остался рядом, заговорил:
– Кажется, вы приходили играть. Вас привел Вернер.
– Совершенно верно. Тот вечер трудно забыть.
– Отчего же?
– Помилуйте, тогда стрелялся Вулич.
– Ах! – Раевич вскинул брови и выпустил густое облако табачного дыма. – Разумеется! Счастливый случай. Вы сами тоже, как я видел недавно, решили испытать судьбу. Я говорю, разумеется, о том пьяном казаке. Только это ваше геройство не принесло вам никаких дивидендов.
– Да разве геройство должно служить к материальной выгоде? – спросил Григорий Александрович, отметив про себя, что банкомет, похоже, окончание его маленькой эскапады все-таки застал, а не ушел раньше, как он поначалу думал.
Раевич пожал плечами.
– Почему бы и нет? Я полагаю, умный человек старается такие вещи совмещать. Вы причисляете себя к таковым?
– Имею слабость.
Собеседник интересовал Печорина все больше: было заметно, что тот клонит разговор в определенную сторону.
Интересно, можно ли взять этого франта в «холодную» и поработать с ним так, как нынче, должно быть, Вахлюев работает с казаком? Или сыщутся у этого франтишки друзья, которым и Скворцов не указ? А что, очень может быть. Такие, как Раевич, часто знаются с высшими кругами. Возможно, и этот одалживает деньги знатным фамилиям. И суммы, наверное, немалые. Не чета той, которую выиграл Вулич. Так что в случае неприятностей и заступятся, и оградят.
А впрочем, недурно бы узнать, сколько именно увез из Пятигорска поручик.
– Хотел вас спросить, – начал Григорий Александрович. – Мучает любопытство.
– Прошу, – любезно улыбнулся Раевич.
– Сколько у вас выиграл Вулич?
Лицо банкомета мгновенно потемнело. По нему прошла знакомая Печорину судорога.
– Вы можете узнать это, – проговорил он, понизив голос и говоря одной лишь половиной рта, потому что в другой зажал догорающую сигарку, – если сыграете в ту игру, в которую выиграл у меня Вулич.
– Да разве он не в карты с вами играл?
– В карты у него не хватило бы денег, а у меня времени, – ответил Раевич.
– Что же это за игра такая?
Банкомет бросил на собеседника изучающий взгляд.
– Опасная, – сказал он. – Вам понравится.
– Уж не стреляться ли надобно? – усмехнулся Печорин.
Раевич, однако, остался серьезен.
– А если так? – спросил он.
Григорий Александрович не понял, шутит он или нет.
– Вы сами видели, что я не из трусливых. Только жизнью рисковать в игре – это не то же самое, что…
– Из героизма? Понимаю. Тут, конечно, вы от выгоды не откажетесь?
– Пожалуй, что так, – согласился Печорин.
– Предлагаю вам сто тысяч.
– Ого! – вырвалось у Григория Александровича. – Боюсь, мне нечем вам ответить, – сказал он.
– Думаете, у Вулича была такая сумма?
– Вы с ним на сто тысяч играли?
– Разумеется.
– Что же вы хотите, чтоб я поставил на кон?
Раевич широко улыбнулся, обнажив два ряда белоснежных крепких зубов.
– Свою душу, – сказал он.
Григорий Александрович от неожиданности рассмеялся.
– Всего-то? Да зачем она вам?
– Если вам без надобности, то поставьте.
– Погодите, вы что, серьезно?
– Неужели я стал бы шутить с сотней тысяч? – удивился в свою очередь Раевич.
Григорий Александрович задумался. Шутка была странной.
– И как вы намереваетесь взыскать долг в случае моего проигрыша? – спросил он.
– О, на этот счет не волнуйтесь. Ваша душа перейдет в мою собственность, как только ваше тело преставится.
– Даже если я умру от старости?
– В случае проигрыша вы до нее не доживете.
– Стало быть, таки стреляться?
Раевич снова улыбнулся.
– Что вам душа? От нее никакой пользы. Некоторые и вовсе утверждают, будто ее не существует. Можно сказать, ничем не рискуете.
– Но вы так не считаете.
– Я – нет. Но кто я такой? Обычный человек, а не всевидец.
– Однако ж играете в Дьявола.
– Считайте, что так.
Григорий Александрович поиграл уздечкой.
– Я должен подумать.
– Разумеется.
В голову Печорину пришла одна мысль.
– Скажите, а тот офицер, которого пользует Вернер и который чудесно исцелился… слышали о нем?
– Доктор говорил что-то такое.
– Он, кажется, стрелялся с кем-то. Играл в американскую рулетку. Не по вашему ли… наущению?
– Я думаю, вам лучше беспокоиться о своем пари, – ответил Раевич спокойно. – Подумайте о том, что я сказал. Предложение в силе. Это не шутка.
