Одну женщину Григорий Александрович застал дома, а другую отыскал, следуя указаниям соседей, возле колодца. Беседы получились недолгими. Печорина интересовало, не познакомились ли они с кем-нибудь по дороге в Пятигорск. Оказалось, что нет. И вообще, поездка ни одной, ни другой не запомнилась ничем примечательным. Григорию Александровичу показалось, что женщины не то чтобы были стеснены в средствах, но… в общем, не шиковали. Он деликатно расспросил их об этой стороне дела. Оказалось, что Кулебкина и Асминцева перед поездкой занимали деньги, причем довольно приличные суммы. У кого одалживалась Кулебкина, ее компаньонка не знала, но сестра Асминцевой назвала знакомую уже Печорину фамилию – Раевич!
Вполне логично было бы предположить, что и первая жертва брала деньги у него. Люди одного круга обычно пользуются услугами проверенных кредиторов, «передавая» их друг другу по секрету – так удобнее и надежнее.
Интересно, женщины из списка, составленного Вахлюевым, тоже занимали у Раевича? Спросить у них прямо возможным не представлялось: ни один человек из общества не признается, что стеснен в средствах. Сестра Асминцевой поведала об этом Печорину только потому, что пребывала до сих пор в шоке. Когда Григорий Александрович уходил от нее, она доставала из кармана платок, чтобы промокнýть глаза.
По дороге домой Печорин решил зайти в магазин Челахова, чтобы присмотреть новую сбрую. Толкнув дверь, он вошел и огляделся: помещение было вытянутым, и напротив стены с окнами располагался прилавок, освещенный солнцем. Слева виднелись седла, далее висела упряжь, а следом были разложены попоны и ковры. Более мелкие товары находились левее, почти у самой стены.
К своему удивлению, Григорий Александрович заметил в центре зала княжну. Она торговалась с хозяином по поводу чудесного персидского ковра и упрашивала маменьку не скупиться: этот ковер так украсил бы ее кабинет!
Григорий Александрович немедленно подошел, дал хозяину сорок рублей лишних и перекупил ковер, за что был вознагражден взглядом, блиставшим самым настоящим бешенством. Печорин проигнорировал его, но ближе к вечеру велел денщику провести мимо окон нанятого Лиговскими дома свою черкесскую лошадь, покрытую этим ковром вместо попоны. Вернер, который был в это время у них, тут же явился к Печорину, чтобы поведать о произведенном эффекте.
– А Вулич-то сегодня утром уехал, – сказал доктор, когда с рассказом о возмущении маленькой княжны было покончено. – Неожиданно. Говорят, выиграл много денег, только не знаю уж, когда. Подал в отставку, собрался и поминай, как звали. Сердце полковничьей жены, вероятно, разбито.
– Мне казалось, ему не везет, – заметил Григорий Александрович.
– Все удивлены. Но вот бывает же счастье.
– У кого он их выиграл?
– По слухам, у Раевича.
Печорин, прохаживавшийся по комнате, от неожиданности даже остановился.
– У Раевича?
– Представляете?
– С большим трудом.
Вернер развел руками.
– Судьба! Не везло человеку всю жизнь, а тут на тебе, пожалуйста.
– Удивительный случай.
Денщик принес разлитый по бокалам кларет. Выпили и заговорили о каких-то пустяках, но рассказ доктора никак не шел у Григория Александровича из головы. Уж больно трудно было поверить в то, что Вулич мог обставить Раевича. Хотя… если так действительно получилось, то ясно, почему поручик поспешил покинуть Пятигорск: от такого человека, как московский франт, лучше держаться подальше, если сделал его беднее на несколько тысяч. Интересно, какая все-таки сумма была проиграна. Но доктор этого явно не знал, иначе непременно сказал бы сразу. Раевич хвастаться проигрышем не станет тем более. Должно быть, они с Вуличем играли без лишних свидетелей, раз все осталось на уровне слухов о «большой сумме».
Рассказ об удаче поручика навел Печорина на мысль о другом удивительном случае.
– А как поживает ваш пациент? – спросил он Вернера. – Тот, который воскрес из мертвых.
– Жив, – отозвался доктор. – Наверное, поправится. Правда, пока больше на труп походит и не говорит ничего. Только скребет этак неприятно пальцами по одеялу и зенки лупит, как сумасшедший.
– Неудивительно. С того света-то вернувшись.
Вернер странно взглянул на Печорина.
– Знаете, когда он очнулся, то в первый миг так закричал… Нет, не громко. Это был даже не совсем и крик… Скорее, хрип. Сил-то у него почти не осталось. Но я почувствовал… как меня охватил исходящий от пациента ужас. Это ощущение буквально сковало меня на несколько секунд по рукам и ногам. Я застыл и не мог пошевелиться. Понимаете? Как соляной столб! Когда же я заглянул офицеру в глаза, мне показалось, что они мертвы! Застывшие, обращенные в себя – словно взгляд этого человека остановился на каком-то недавнем потрясающем видении, воспоминание о котором все еще хранил его разум.
Григорий Александрович с любопытством слушал доктора, думая о том, что даже люди, профессия которых обязывает их быть хотя бы отчасти материалистами, не лишены воображения и впечатлительности.
– Но пациент ваш все же оказался жив, – напомнил он. – И идет на поправку, с чем я вас от души поздравляю.
– Да я уж думаю, может, и правда, я ошибся. Только… – Вернер почесал кончик носа, – я бы поклялся, что он мертвее мертвого был, вот вам крест!
Уверенность доктора неожиданно смутила Григория Александровича. Он и сам полагал, что Вернер ошибся, но тот был так искренне убежден в правильности диагноза… Да ведь и офицер тот лежал мертвым полчаса до его прихода. Странно.
– Как бы вы сей феномен объяснили? – обратился к Вернеру Печорин. – Возможно ли такое с медицинской точки зрения?
– Чтобы человек воскрес? Вряд ли. Конечно, если вы человек верующий, то притча о Лазаре…
– Умоляю, доктор, не пересказывайте мне Библию! Скажите лучше, бывают ли случаи, когда человек выглядит совершенно мертвым, а потом оказывается жив?
– Разумеется. Если впадает в летаргический сон, например. Слышали о таком явлении?
– Читал. Это правда?
– Случается. Человек не дышит, сердце его не бьется. Однако он не разлагается. Напоминает анабиоз у рыб, которые в особенно холодное время погружаются в своего рода оцепенение. Но при чем здесь это? Говорю вам: пуля пробила сердце! После такого ранения никто не выздоравливает.
Григорий Александрович решил тему не развивать. В конце концов, Вернер – всего лишь местный эскулап, и едва ли его познания в медицине исчерпывающи.
Расставшись с доктором, Печорин пошел к Раевичу, чтобы присмотреться к франту получше. У того опять, вероятно, играли, и Григорий Александрович хотел попасть за один стол с хозяином дома.
Было жарко, тучи плыли от снеговых гор, обещая грозу. Вершина Машука дымилась, как загашенный факел, и вокруг нее вились и ползали, как змеи, серые облака. Воздух был напоен электричеством.
