— Не понимаю, как он мог узнать. Я научился быть в этом
совершенно пассивным. Я приучил себя сдавать их всех и касаться их всех слегка,
одновременно, ожидая появления. Когда оно возникало, я перемещал свою внимательность
на говоривших. Беря вас по одному, я обнаружил, что иногда могу проникать в
ваши мысли, когда вы сами не пользовались Картами — если вы были достаточно
отвлечены, а я не позволял себе никакой реакции.
— И все же он узнал, — повторил я.
— Это вполне возможно, — сказала Фиона, а Блейз
кивнул. Рэндом подошел поближе.
— Что ты имел в виду, когда спросил про бок
Корвина? — поинтересовался он. — Как ты мог даже знать об этом, если
ты…
Каин кивнул. Я увидел Бенедикта и Джулиана в отдалении
обращавшихся к своим войскам.
При молчаливом движении Каина, я забыл о них.
— Ты? — прохрипел я. — Меня пырнул ты?
— Выпей, Корвин, — Рэндом передал мне флягу. Там
было разбавленное вино. Я глотнул его. Жажда моя была огромна, но я остановился
после нескольких глотков, и попросил:
— Расскажи мне об этом.
— Ладно. Я обязан это сделать для тебя. Когда я узнал
из мыслей Джулиана, что ты вернул Бранда в Амбер, то решил, что прежняя догадка
была правильной: вы оба с Брандом участвовали в этом. Это значило, что вас надо
уничтожить. Ночью я воспользовался Лабиринтом, чтобы проникнуть в твои покои.
Там я пытался убить тебя, но ты двигался слишком быстро и каким-то образом
сумел уйти по Карте.
— Черт бы побрал твои глаза! — выругался я. —
Если ты мог прикоснуться к нашим мыслям, неужели ты не мог увидеть, что я не
тот человек, которого ты искал?
— Я мог уловить только непосредственные мысли и реакции
на ваше окружение. И я слышал твое проклятие, Корвин, и оно сбылось. Я решил
убрать с дороги тебя и Бранда. Я знал, что он мог натворить, по его действиям
еще до твоего возвращения. Но в то время я не мог добраться до него, из-за
Жерара. Потом он начал становиться сильнее. Я сделал позже одну попытку, но она
не удалась.
— Когда это было? — спросил Рэндом.
— Это была та, в которой обвинили Корвина. Я
замаскировался. На случай, если он сумеет отделаться легким ранением, как
Корвин. Я не хотел, чтобы он знал, что я все еще действую. Я
воспользовался Лабиринтом, чтобы спроецировать себя в его покои, я пытался
прикончить его. Мы оба были ранены — пролилось много крови — но он тоже сумел
убраться по Карте. Потом я, не так давно, вступил в контакт с Джулианом и
присоединился к нему в этой битве, потому что Бранд был просто обязан появиться
здесь. Я сделал несколько стрел с серебряными наконечниками, потому что более
чем наполовину был убежден, что он не был больше похож на остальных из нас. Я
хотел убить его быстро и сделать это издали. Я напрактиковался в стрельбе и
отправился искать его. И, наконец, нашел. Теперь все говорят, что я был неправ
насчет тебя, так что твоя стрела останется неиспользованной.
— Премного благодарен.
— Я, может быть, даже обязан извиниться перед тобой.
— Это было бы мило.
— С другой стороны, я думаю, что был прав. Я делал это,
чтобы спасти остальных.
Я так и не получил извинений Каина, потому что тогда пение
трубы, казалось, заставило вздрогнуть весь мир — неведомо с какого направления,
громкое, продолжительное. Мы заметались кругом, ища источник.
Каин встал и указал:
— Вот!
Мои глаза последовали за его жестом. Занавес грозового
фронта был прерван на северо-западе, в точке, где из него появилась Черная
Дорога. Там появился призрачный всадник на черном коне и затрубил в свой рог.
Прошло некоторое время, прежде чем до нас донеслись новые ноты. Спустя
несколько мгновений еще два трубача — тоже бледные и верхом на черных жеребцах
— присоединились к нему. Они подняли свои рога и добавили звучности.
— Что это может быть? — спросил Рэндом.
— По-моему, я знаю, — сказал Блейз, а Фиона
кивнула.
— Что же тогда? — спросил я.
Но они мне не ответили. Всадники снова начали двигаться,
проезжая по Черной дороге, а за ними появились новые.
Глава 12
Я следил. На высотах вокруг меня царило великое безмолвие.
Все войска остановились и смотрели на процессию. Даже пленники с Двора,
окруженные сталью, обратили свое внимание в эту сторону.
Возглавляемая бледными трубачами, выехала масса всадников,
верхом на белых жеребцах, неся знамена, некоторые из которых я не узнал, позади
человека-существа, несшего амберский штандарт с Единорогом. За ними последовали
новые музыканты, некоторые играли на таких инструментах, каких я никогда прежде
не видывал.
За музыкантами маршировали рогатые, человекообразные
существа в светлых доспехах, длинные колонны их, и примерно каждый двадцатый
нес перед собой огромный факел, держа его высоко над землей.
Тут до нас докатился глухой шум, медленный, ритмичный,
возвеличенный катящийся под нотами труб и звуками музыкантов, и я понял, что
солдаты-пехотинцы пели.
Много времени, казалось, прошло, когда эта масса
прошествовала по тому черному пути через отдаленную дорогу ниже нас, и все же
ни один из нас не шелохнулся и ни один из нас не заговорил. Они прошли с
факелами, знаменами, музыкой и пением, и, наконец, они подошли к краю бездны и
продолжали идти по почти невидимому продолжению того темного большака, с
факелами, горящими теперь на фоне черноты, освещая им дорогу. Музыка стала
сильнее, несмотря на расстояние, со все новыми и новыми голосами,
добавлявшимися к тому хору, покуда авангард продолжал выступать из этого
сверкающего молниями грозового занавеса. Проходил случайный раскат грома, но он
не мог заглушить этого; ни напавшие ветры загасить хоть один факел, насколько я
мог видеть. Движение обладало гипнотическим воздействием. Казалось, что я
следил за процессией бессчетные дни, наверное, годы, слушая мотив, который я
теперь узнал.
Вдруг через грозовой фронт пролетел дракон, и еще один, и
еще. Зелено-золотисто-черные, как старое железо, я наблюдал, как они парят на
ветрах, поворачивая головы, чтобы выпустить огненные вымпелы. Позади них
сверкали молнии и они были ужасающими и великолепными, и неисчислимого размера.
Под ними шло небольшое стадо белого рогатого скота, ревя и выбивая дробь своими
копытами. Среди них были всадники, щелкавшие длинными черными бичами.
Затем пошла процессия истинно звериных войск из Отражений, с
которыми Амбер иногда торговал — тяжелых, чешуйчатых и когтистых — играя на
инструментах вроде волынок, чьи завывающие свисты доносились до нас с трепетом
и пафосом.
