– Здравствуйте! Знали бы вы, как я о вас соскучилась! Здравствуйте, Владимир Максимович! – Она поцеловала Донскова в щеку. – Здравствуй, Миша! – Комарова обняла и прижалась щекой к его щеке. – Почему вы молчите? Не рады?
Лехнова похудела. Донсков привык видеть ее в уставной аэрофлотской одежде, а сейчас черный костюм из дорогой шерстяной ткани мягко облегал фигуру, скрадывая впечатляющие формы, делал ее стройной. Медно-рыжие роскошные волосы были скрыты под русым париком. Четкость линий парика, обрамляющих лоб и щеки, придавали лицу суховатость, но, когда Лехнова заулыбалась, это впечатление пропало: сломались жестковатые крылья бровей, огромные, затуманенные зеленым глаза вспыхнули; не знавшие краски губы, все черточки лица вдруг смягчились, выражая радость.
– Очень рады, Галина Терентьевна. С приездом! Только я вот не знаю, где вы были и зачем исчезли… – улыбался Донсков.
– Как? Разве Миша не говорил?.. Михаил, ты не увидел моей записочки и не получал писем? Писала три, к сожалению, безответных.
– Считал, что все, написанное тобой, касается только нас двоих, Галина, – приглушая голос, сказал Комаров.
– Но почему же не ответил?
– Решать должны были не слова.
– Ну ладно… Пусть девочка принесет чая.
– Может быть, дома? Ты с дороги. Покушаешь, отдохнешь.
– Нет, Миша. Не надо чая. Если можно, отвези… к памятнику.
– Так сразу?
Лехнова молчала, опустив глаза, теребила белую треугольную сумочку.
– Зоя! – приказал Комаров, по селектору. – Вызови Павла на «газике». Поеду я, замполит и Галина Терентьевна.
– Со мной ещё сын, Миша.
– Сы-ын?! – не удержался Донсков. – Откуда?…
…«Газик» промчался по лесной заснеженной дороге, выхватывая светом фар белые кусты и заледенелые стволы сосен с обочин.
В кабине молчали. Только раз Павел сказал Лехновой:
– Пол в кабине грязный, подберите повыше доху, мама Галя.
«Жаль, но я уже не смогу быть твоей мамой, Паша» – с грустью подумала Лехнова.
Остановились у невысокого холма, к вершине которого поднималась утоптанная тропа. Взяв за руку малыша Лехнова, опустив голову, поспешала в след за мужчинами.
Комаров остановился и повернулся к ней.
– Фары!
Павел, заранее вкатив передок автомашины на подножие холма, врубил свет.
– Смотри, Галя.
Перед ними стоял каменный Летчик, очень похожий на Ивана Воеводина. Его рука рванула на груди летную куртку вместе с рубашкой и застыла, открыв людям грудь, распахнув душу. С гранитного постамента он видел лес, тундру, и Земля тоже постоянно смотрела на него, освещая сполохами Полярного сияния.
«Памяти Воеводина Ивана Ивановича
1960 год.
Никак не можем примириться с тем,
Что люди умирают не в постели,
Что гибнут вдруг, не дописав поэм,
Не долечив, не долетев до цели».
Стояли с непокрытыми головами. Мальчик нетерпеливо дёрнул Лехнову за руку.
– Кто это? Я его знаю, мама?
