Константин Тимофеевич не сводил взгляда с балаболки.
– Пашка все, – махнула рукой старуха. – Опыты проводит, стервец.
– Кстати, где они, Агриппина Васильевна?
– А хто ж их знаить? С того дни черти носют гдей-то. Он, да Тихон ваш, да сын учителки Левка.
– С того дня, говорите?
– Ну да… С того… Може, кваску с дороги выпьешь? Пойдем у хату…
Она подтянула узел платка под подбородок и зашагала, переваливаясь, к дому.
– Я на масленку эту ихнюю грешу, – продолжала Агриппина Васильевна. – С ней оне последнее время все занимались. Всю ночь проваландаются, а утром опять не добудишься, куда послать.
– Что за масленка? – рассеянно спросил Константин Тимофеевич, глядя на большой лист очень грубого картона, приваленный к крыльцу. Картон был настолько груб, что из него торчали щепки. Через весь лист тянулась надпись, сделанная огромными синими буквами… МОР КАНАЛ.
– Хто ж ее знаить… Може, нашли, може, сами изделали. Тут она стояла у их, – махнула Агриппина Васильевна в сторону сарая. – Ще косяк споганили, черти… Не проходила у ворота.
Старуха открыла дверь и оттуда, чуть не сбив хозяйку с ног, вылетело рыжее чудище. Не то кот, не то собака.
– А, п-пятнай т-тя в нос! – напутствовала хозяйка диковинного зверя. – Лучше б на поросенка тот витамин извели… – сказала она и шагнула в сени. Оттуда послышалось бряцанье банок и ее ворчание. Константин Тимофеевич сел на ступени крыльца.
Рыжий котище величиной со взрослого дога, резвясь, прыгнул на забор – и забор повело. Посыпалась труха, затрещали доски.
Испуганный Вулкан, подвывая, забрался в конуру.
На крыльце появилась Агриппина Васильевна, неся большой ковш кваса и стеклянную масленку.
– О цэ… – протянула она масленку и указала на выступающее основание. – Только вот тут потолще. И вот этой нету, – старуха потрогала шишечку на куполе. – Большая только.
– И где же она?
– Та я ж говорю: нету! Ни масленки этой, ни их.
– А витамин, вы говорите… Что за витамин такой? Для поросенка…
– Та то б для поросенка! А то ж на кота извели! Куда же это годится? Он маленький ить. Третий месяц. А куда ж ему расти? Господи прости… – быстро перекрестилась Агриппина Васильевна. – С соседей конфуз, опять-таки…
Константин Тимофеевич пил квас и кивал головой.
– Бэ, – говорит, – триста шесть – витамин. Я уж у фершела спрашивала для поросенка. А он говорит, не витамин такой, а лак для пола.
Константин Тимофеевич поставил ковш на крыльцо.
– Где стояла масленка эта?
– Та я ж говорю: в сарае… – заторопилась Агриппина Васильевна. Ей не терпелось пролить свет на таинственные явления, окружающие ее в последнее время.
В сарае было сумрачно. Когда глаза привыкли к темноте, Константин Тимофеевич увидел верстак, заваленный инструментом, мотки провода на стенах. Возле верстака стоял станок, сооруженный ребятишками. В основу станка была положена старая «эмтээсовская» дрель. У противоположной стены на ребре стоял большой металлический диск.
У Константина Тимофеевича екнуло сердце. По краям диска видны были колосья. В центре стояла полуметровая единица, а ниже было выбито: «копейка».
Волков поискал глазами, куда можно сесть. Надо было попытаться понять, что означает этот, охвативший все кругом гигантизм.
Взгляд его упал на стоящие вдоль стен модели. С поразительной точностью кем-то были воспроизведены: паровоз, бульдозер и около десятка грузовых автомобилей. Наклонившись, Волков попытался поднять паровоз. Но тендер, за который он взялся, оказался несоизмеримо тонок в сравнении с весом модели. Металл прогнулся под пальцами Константина Тимофеевича, оставляя на руках жирный слой копоти. Опустившись на колени, Волков понюхал паровозную трубу. Сомнений быть не могло: модель топили углем. Трактор источал запах солярки. В кабине его Волков разглядел рычаги с отполированными рукоятками. Единственная гусеница трактора была сильно изношена. Второй вообще не было на месте. Часть катков была демонтирована. Еще не вполне веря себе, Константин Тимофеевич осмотрел, ощупал и обнюхал модели автомобилей.
Среди них не было ни одной новой. Собрано было старье с изношенными протекторами, следами вмятин на капотах и дверках. У части автомобилей отсутствовали двигатели.
– Та-ак, – протянул Константин Тимофеевич. – Не только увеличивают, но и уменьшают.
– Что? – встрепенулась стоящая у двери Агриппина Васильевна.
Волков не ответил и отправился к верстаку, на котором заметил листы бумаги.
На первом, вверху, было написано: «Глубиномер системы Павла Русакова». Ниже был чертеж, выполненный от руки. Глубиномер системы Павла Русакова представлял собой ручной динамометр с небольшим приспособлением в виде сменных штоков различного диаметра. Ниже были приведены расчеты и небольшой рисунок с пояснительными надписями. Принцип действия Волков понять не сумел. Непонятным было, что за купол, сквозь который надо было вдавливать шток в воду, имел в виду конструктор.
Обобщающей была надпись: «Для Марианской впадины – диаметр штока – 1,3 мм». Здесь же в коробке лежал и сам динамометр, когда-то подаренный им Тихону. Рядом – набор штоков различного диаметра. Видимо, исследование глубин мирового океана не ограничивалось одной только Марианской впадиной.
– Занятно… – сказал Константин Тимофеевич.
На втором чертеже была нарисована уже знакомая Волкову масленка. Надпись на чертеже была размыта жирным пятном, Константин Тимофеевич подошел к двери сарая, чтобы разобрать Пашкины каракули.
– Чертеж летающей тарелки! – бодро прочитал он. Смысл написанного никак не доходил до сознания Волкова. Первой его реакцией было желание пошутить: «Сплошная кухня! – хотел сказать он. – Тарелки, масленки, да еще лета…»
…Медленно, страшно медленно стронулась с места кинопленка в сознании Волкова и пошла разматывать кадры… Отдельные вспышки выхватывали из глубин подсознания то Пашкину руку и часы на потертом ремешке, – а часы эти – Пашкины, то смущеннее лицо Тихона и его вопрос: «Дядь Кость… ты в летающие тарелки веришь?» «На каком принципе они могут работать?» Что же еще? Что же еще?.. Что-то необыкновенно важное…
– Что? – хрипло спросила Агриппина Васильевна и, тряхнув пачкой «Беломора», вытащила папиросу.
МОР КАНАЛ – отреагировало сознание. Но все-таки… Что же, что же? – Взгляд Волкова вернулся к чертежу…
Не было никаких тарелок, не было никаких масленок, а был чертеж Самообучающейся Плазменной Системы-2 – Агафона. Кварцевый вакуумированный колпак, размеры – миллиметр в миллиметр. Основание с системой сверхпроводящих катушек – проставлены размеры… Не хватает только грифа в верхнем уголке «Сов. секретно».
Лента набрала скорость. Беспорядочные мелькания слились в один несущийся со страшной скоростью фильм: и Пашка, зависший в отчаянном прыжке над забором пустыря, и Левка, протиснувшийся в дыру забора. «Потенциальный наш пациент»… Инициалы Пэ Рэ на рукоятке ножовки – у Пашки страсть оставлять инициалы. Значит, Гракович все же прав… Ай да Агафон? А я… старый осел… Какое, к черту, «отдохнуть»! Это же Агафон требовал, чтобы я поехал, разобрался во всем! Однако и возможности у этой машины: «Тут – невесомость»… И невесомость есть… «Клавиша „нуль-прокола“.» Батюшки мои… «Экран, который увеличивает». «Такие же клавиши у глобуса», «Облака движутся»… Стоп! Где сейчас они? А где сейчас она? Компенсаторы… Чертовы компенсаторы…
