Задание второй командировки Горелов выполнил также хорошо.
Будучи третий раз в Токио, он вел примерно такой же образ жизни, часто бывал у Абросимовых. Говорили, что дочь Абросимова стала невестой Горелова, хотя огласки никакой не было.
«О каких-либо деловых или секретных взаимоотношениях Горелова с Абросимовым-отцом подозрительных сведений не имеется».
Капитан задумчиво играл карандашом, потом бросил его на радиограмму и встал.
– Вот и изволь делать заключения, – пробормотал он и принялся ходить по комнате, заложив по привычке руки за спину.
Он ходил все быстрей и быстрей, часто останавливался и вновь возобновлял хождение.
Генерал… Да, да… Этот генерал был ему подозрителен… И тут же красавица дочь… Самая подходящая завязка, черт побери! Но как могла бы осуществляться связь? Ведь радиостанции-то нет! Да еще дальнего действия… И все-таки… все-таки кто-то как-то сообщал о маршруте! Внимание, капитан! Будьте осторожны, капитан! Обыск? Но почему же именно у него, у Горелова? Из двадцати шести человек именно у него? А хотя бы по тому одному, что только у него одного такое подозрительное… ну, не подозрительное, пусть просто сомнительное место в биографии. Орденоносец… Обида… (Капитан почувствовал смущение, неловкость.) Ведь, в сущности, нет никаких оснований, никакого повода… Ну и что же? Лучше маленькая обида одному человеку, чем риск огромного несчастья с двадцатью шестью человеками, с подлодкой… Несчастья для всей страны! Для Родины! Для Родины несчастье!
И с сжатыми кулаками, с глазами, полными решимости, капитан направился к письменному столу.
* * *
Красный уголок был полон народу. В дальнем углу небольшой оркестр играл непрерывно. Веселье было в полном разгаре.
Младший механик Козырев и физик Сидлер, лучшие танцоры в команде, лихо отплясывали «русскую», выделывая необыкновенные па, выбрасывая такие коленца, что то и дело вызывали аплодисменты и крики восторга. Но среди этого веселья многие время от времени нетерпеливо поглядывали на дверь. И все же дверь раздвинулась неожиданно для всех, в момент, когда Сидлер, присев, завертелся волчком на одной ноге, и уже не оркестр вел танцора – сам он едва поспевал за ним. Стук двери прервал музыку, оркестр оборвал на полуноте, сразу наступила тишина.
В двери появился маленький, чернявый и вертлявый Ромейко, помощник механика.
На пороге он остановился и торжественным голосом герольда возгласил:
– Честь имею представить достопочтенной публике знаменитого атлета, победителя гор, укротителя акул и других морских чудовищ, первоклассную тяговую силу, которая рвет постромки, сделанные даже из «Макроцистис перифера», коренника тройки водолазов, красу и гордость команды – могучего, непобедимого Андрея Вас…
– Будет тебе паясничать, вертушка! – добродушно прогудел из коридора хорошо знакомый всем бас, и в дверях, нагнув голову, показалась огромная фигура Скворешни. – Здравствуйте, ребята!..
Скворешня был в белом кителе с серебряными пуговицами и широких черных брюках. Лицо его было немного бледно, но длинные светлые усы, как всегда, в полном порядке, а маленькие глаза весело, может быть даже задорно, сверкали.
Не успел он появиться в двери, как оркестр грянул туш, загремели аплодисменты, послышались веселые приветствия, и пять человек выступили вперед, навстречу Скворешне, с гитарой, мандолиной и балалайками в руках.
Они выстроились перед ним и, отвешивая ему древнерусские поясные поклоны, в наступившей тишине запели старинным былинным сказом:
Ай не волна ли так на море расходилася?
Ай не сине ли море всколыхнулося?
Ай взволновался то могутный богатырь, То советский богатырь, Андрей свет-Васильевич.
Ой ты гой еси, водолаз старшой, Водолаз старшой подлодки «Пионер»!
Как пошел гулять по дну моря синего!
Как взмахнешь ты правой рученькой – Средь акульих стад переулочек!
Как тряхнешь ты левой ноженькой – Скалы прочь летят, волны в берег бьют…
С минуту Скворешня растерянно смотрел на сказителей этой новой былины, потом смущенно взмолился:
– Да бросьте выть! У меня зубы заныли от этого. Ну что, право, заладили: богатырь! Рученька-ноженька! Скалы прочь летят!.. И совсем не так было дело.
– И тебя там даже не было совсем! – подхватил, смеясь, Марат. – Одна клевета на бедного Андрея!
– Я не я, и кобыла не моя, и я не извозчик… Так, что ли, Андрей Васильевич? – язвил под общий смех зоолог.
– Да нет же, товарищи дорогие! – защищался Скворешня. – Ведь вы же забываете самые главные факторы. Без них никакие рученьки-ноженьки не помогли бы мне.
Со всех сторон послышались возгласы:
– А ну, ну! Говори-выкладывай!
– Раскрывай свои секреты!
– Да-да! Интересно! Может быть, они и нам пригодятся.
Скворешня широко расставил ноги и начал загибать огромные пальцы:
– Во-первых, товарищи, вы совершенно забываете закон Архимеда: каждое тело, погруженное в жидкость, теряет в своем весе столько, сколько весит жидкость в объеме, вытесненном этим телом. Какой объем был у этой гранитной скалы? Высота примерно четыре метра, длина два метра, ширина два метра – значит, ее объем – два на два на четыре, то есть шестнадцать кубометров воды, или столько же тонн воды. При удельном весе гранита два и шестьдесят пять сотых вес скалы равен: шестнадцать на два и шестьдесят пять сотых… Ну, математики, помогите!
– С округлением – сорок две тонны, – откуда-то из угла медленно прогудел Горелов.
Скворешня с уважением посмотрел на него через головы окружающих:
– Это вы в уме так быстро подсчитали? Вот это здорово!
– Ничего не поделаешь, – усмехнулся Горелов, – профессия такая…
– Ну ладно! Значит, вес скалы сорок две тонны. Воды она вытеснила шестнадцать тонн. Значит, скала весила в воде только двадцать шесть тонн.
– Только-то? Ну-ну! – с ироническим восхищением произнес Матвеев.
– Пойдем дальше, – загнул Скворешня второй палец, пропуская мимо ушей иронию Матвеева – Дно у входа в грот было сильно покато кнаружи, и от этого центр тяжести скалы тоже переместился кнаружи. Это облегчило мне задачу примерно наполовину, то есть снизило вес скалы до тринадцати тонн. Учтите еще, – Скворешня загнул третий палец, – мою хорошую позицию, при которой ноги превратились в прекрасные рычаги, – это сэкономило мне еще тонны три…
– Честное слово, – расхохотался лейтенант Кравцов, – еще немного – и от скалы ничего не останется! И вообще ничего не было и ничего не произошло!
– Нет-нет! – возразил под общий смех Скворешня, загибая четвертый палец. – На десяти тоннах я останавливаюсь. И это нагрузка, с которой я ни за что не справился бы, но мне помог четвертый фактор – страх… Да-да! Откровенно говорю – страх смерти! Нечего тут стыдиться… Именно он удвоил мои силы. Но даю вам честное слово, товарищи, что, хотя скала и начала под конец подаваться, я чувствовал, что я уже у предела моих сил. И тут появился пятый фактор. Пятый, решающий фактор! Фактор, который в последний, критический момент решил мой спор со скалой в мою пользу! А ну-ка, кто отгадает, что это за фактор, а?
