– Подожди… Дай мне прийти в себя. Прости меня… я не ожидал, что это на тебя так повлияет… Полежи спокойно. Нина, дай ему чего-нибудь. Пусть заснет. А мы с Володей примемся за баллон…
Слишком ли велика была усталость после всего пережитого в этот день Брусковым, или взволнованная Малевская отмерила ему слишком большую дозу лекарства, но он проспал и обед и ужин. За это время Мареев с помощью Володи успел разрезать пустой баллон из-под кислорода и приварить к его верхней части новое дно. Закончив эту работу, он вспомнил, что давно не разговаривал с поверхностью. За последние сутки было столько волнений и забот, что действительно можно было забыть многое, даже более важное. Но Мареева удивляло молчание Цейтлина. С некоторым беспокойством он подошел к микрофону и сейчас же заметил, что радиоприемник снаряда выключен. Он вспомнил вчерашний поступок Брускова и подосадовал на свою забывчивость.
Цейтлин так обрадовался установлению связи, что даже не расспрашивал, почему она была нарушена. Он спешил сообщить Марееву счастливую весть о прибытии бригады бурильщиков, которая через трое-четверо суток подаст в снаряд воздух, кислород и, по выражению Цейтлина, "все, что угодно".
Это была очень важная новость, но Мареев сейчас же понял, что она имеет значение лишь при условии отправления торпеды и только для тех, кто останется в снаряде. Если же все останутся ждать, то скважина подойдет слишком поздно: оставшегося кислорода даже при самом скромном расходовании хватит для четырех человек только на трое суток. Таким образом, торпеда оставалась единственным шансом на спасение.
– Очень хорошо, Илья, – сказал Мареев, быстро придя к этим выводам. – Бурильщики увеличат наши шансы. Но все-таки нам не обойтись без помощи торпеды…
– Торпеды? Что ты этим хочешь сказать?
Мареев подробно ознакомил Цейтлина с действительным положением вещей и со своим решением отправить в торпеде на поверхность Володю и одного из взрослых членов экспедиции. Цейтлин был чрезвычайно поражен.
– Как же так, Никита? – спросил он. – Ведь раньше ты сообщал совсем другое о запасах кислорода. У вас должна была получиться какая-то экономия?
– Она и получилась. Но сегодня ее пришлось всю целиком израсходовать и сверх того много истратить из основного запаса…
И Мареев осторожно рассказал Цейтлину о внезапной болезни Брускова, которая вызвала необходимость в усиленной трате кислорода как для него, так и для остальных членов экспедиции, много работавших в эти тяжелые часы. Что касается воды, то ее так мало и так приходится уже страдать от жажды, что надеяться на электролиз нечего.
В конце концов Цейтлин, донельзя огорченный, все же согласился, что без отправления торпеды не обойтись. Решили, что Цейтлин немедленно начнет готовить площадку для приема торпеды, всячески ускоряя в то же время работу бурильщиков.
Отправление торпеды назначили на восемь часов утра следующего дня. Необходимо было проверить ее механизмы, радиостанцию, зарядить аккумуляторы, обеспечить людей продовольствием и водой. Дел оставалось много, и они требовали добавочного расхода кислорода для увеличения работоспособности людей.
Окончив разговор с Цейтлиным, Мареев позвал Володю и спустился с ним в нижнюю камеру. Надо было начать снаряжение торпеды в долгий, опасный путь.
После перемены положения всего снаряда торпеда лежала почти горизонтально, днищем на трехногом домкрате, а корпусом на трех слегка изогнутых полозьях, протянутых до выходного люка.
– Никита Евсеевич, – сказал Володя, разворачивая длинный провод для зарядки аккумуляторов, – Никита Евсеевич, с какой скоростью сможет идти торпеда в этих породах?
– Если в габбро она могла делать по восемь метров в час, то здесь не менее десяти, – ответил Мареев, тщательно осматривая выходной люк торпеды.
– Значит, в пути придется быть около восьмидесяти шести часов, или трое с половиной суток, – подсчитал Володя, думая о чем-то своем.
– Да, немного больше этого, – согласился Мареев. – Я тебе потом подробно объясню, как нужно будет вести торпеду, – добавил он.
Володя помолчал, сохраняя все то же выражение сосредоточенности. Задумчивость не покидала его с тех пор, как было твердо решено, что он отправится в торпеде. Через некоторое время он опять обратился к Марееву:
– Никита Евсеевич, а какой запас кислорода будет в торпеде?
Мареев повернул голову и бегло посмотрел на него.
– На четверо суток, – ответил он.
– Для полного… то есть нормального дыхания? – продолжал допрашивать все с тем же сосредоточенным видом Володя.
– Да, конечно…
После короткого молчания Володя опять спросил:
– А в снаряде сколько останется кислорода? На сколько времени?
– Чего это ты допытываешься, Володя? – спросил в свою очередь Мареев и, не дождавшись ответа, сказал: – После вашего отъезда в снаряде останется некоторая часть кислорода из того, что приходилось бы на вашу долю. Благодаря этому остающиеся смогут, экономно расходуя его, ждать около пяти суток.
– Пять суток… пять суток… – задумчиво повторял Володя. – И не больше, Никита Евсеевич?
– Может быть, немного больше.
– Но ведь и в торпеде можно экономно дышать, – быстро сказал Володя. – Зачем же давать нам полный запас? Оставьте еще немного для себя…
Мареев усмехнулся и покачал головой.
– Спасибо, Володя… Но этого нельзя делать… Мало ли что случится с торпедой в пути! Скорость, может быть, будет не та… Какая-нибудь неожиданная задержка… Ну, иди, присоедини аккумуляторы…
Когда Володя уже скрылся в торпеде, Мареев сказал ему вслед:
– Через пять минут после того, как начнется зарядка, пусти на малый ход буровой аппарат…
– Хорошо, Никита Евсеевич, – донесся голос Володи.
Скоро послышалось приглушенное гудение мотора в торпеде, и ее тупая вершина, покрытая чешуей из острых пластинок, начала медленно вращаться. Мареев внимательно осматривал каждую пластинку и с помощью приборов проверял ее прочность. Но мысль возвращалась к вопросам, неотступно следовавшим за Мареевым.
Сможет ли торпеда благополучно добраться до поверхности? Трое с половиной суток! А подпочвенные воды? Что, если торпеда встретит пласты, сильно насыщенные водой? Геологи с поверхности говорят, что почва насыщена умеренно. Но это общее заключение о всем геологическом разрезе местности, а точных, детальных сведений у них нет… И еще вопрос – кого оставить в снаряде? Кто отправится с Володей в торпеде?
Отправить Нину? Это было бы правильно, и от этого радость и грусть одновременно сжимают сердце… Нина будет спасена!.. И это значит, что больше он никогда не увидит ее… Никогда!.. Они разойдутся: она – в жизнь, светлую, радостную, а он… Успеют ли бурильщики?.. Сомнительно, сомнительно… Но можно ли оставлять Михаила? После всего пережитого им сможет ли он перенести новые страдания? Кроме того, оставить Нину – значит морально убить Михаила… И еще – радиостанция… Михаил необходим здесь на случай ее аварии…
