Поляк кивнул хозяину бункера.
– Руки не подают в Зоне, Харитон, – укоризненно заметил проводник, но хозяин бункера лишь отвернулся.
Потом от него не пахло – разило. Азату показалось, что всё в этом бункере пропиталось кислыми испарениями грузного тела.
– Баклан передал привет, – не оборачиваясь, проговорил он в пустоту. – Слышь, Поляк? Баклан передал…
– Я слышу.
– Они с Асом нашли тот артефакт, про который ты им рассказал. Не знаю, что там за артефакт, но радости у обоих – полные портки. Мне отказались продавать, даже не показали.
Проводник усмехнулся.
– Мы к тебе, Харитон, по делу пришли… Сюда несколько часов назад должна была группа зайти. Старшему лет тридцать, с ним совсем сопляки.
– Ко мне никто не заходил, – пожал плечами торговец, – может, со Штифтом кто базарил. Спросите у него, он у костра где-то трётся.
– У какого из?
– У любого… из, – и захохотал.
Они мчались сюда, выгрызая из ночи куски горячего, сочного времени, но натолкнулись на холодное: «Может, со Штифтом базарил».
Выйдя на улицу, принялись искать взглядом того, кто мог именоваться Штифтом.
– Вон там, – наконец, разглядел его Поляк и указал на рослого детину с гитарой, сидящего на перевёрнутом ящике возле крайнего костра. Здоровяк тянул хрипло и фальшиво:
…Торговец-гад готов платить по факту,
А вот аванс не даст, как ни проси,
И потому иду за артефактом,
Что в «кишковёртке» третий год висит…
Подошли, поздоровались, не протягивая руки. Сталкер отложил гитару, выслушал. Да, приходила такая группа. Да, были тут и купили кое-какое барахло у Харитона. А что не сказал об их визите – так то коммерческая тайна. Куда ушли? А кто бы знал. Остался один их парень в этом лагере, а остальные двинулись дальше, вглубь Зоны.
Выматерившись от безысходности, двинулись искать у костров оставшегося. Лет двадцать тому было, по словам Штифта.
– Ориентир, – тянул за их спинами здоровяк, – теряется в тумане
Ещё не оперившегося дня.
А артефакт… Он всё сильнее манит,
Как многих, очень многих до меня…
Оставшегося из группы Рамиля нашли в одном из домов. Тот обнимался с миловидной белобрысой девушкой. Жестом попросив несостоявшуюся любовницу удалиться, Хусаинов и Поляк в четыре руки утрамбовали любвеобильного паренька в угол и допросили, выведав у испуганного юнца, что зовут его Иван Погодин и что он остался в лагере, чтобы не участвовать…
– В чём не участвовать? – хрипел Монгол, сдавливая горло парня. Нехорошая догадка уже зрела в уме, но Хусаинов боялся озвучить её самому себе.
– Он мальчиков любит. Мальчиков, – вдруг совсем тонко взвизгнул Погодин. – За это из армии попёрли.
Азат побагровел, изменился в лице Поляк.
– Так ты что, моего сына подговорил в компании с гомиком в Зону идти? Отвечай, мразь!
– Он сказал, все согласятся… Любить его.
Хусаинова всего трясло. Он схватил парня за грудки, пару раз с силой шваркнул о стену.
– Куда они пошли?
– На АТП… Там у них, типа, база…
– У кого?! – Хусаинов уже не говорил – кричал.
На шум сбежались сталкеры, и Поляк, вставший в дверях, что-то им объяснял.
– У… У… У Белянчика и других, – выл Иван. – Они обещали денег, если помогу… бабу мне сняли…
В комнату вместе с Поляком вошли трое молодых ребят. Видимо, суть проблемы им проводник изложил, потому что все трое были мрачные. Тот, что шел первым, поигрывал ножом.
– Получается, они подростков везут за сотни километров, чтобы… – Поляк задохнулся от ярости.
– Это в первый раз. И вообще, им отмычки нужны, – совсем тихо пояснил Иван, – и трахать кого-то надо…
Кулак Хусаинова с кастетом ударил сопляку точно между глаз, затрещали ломающиеся кости, и бездыханное тело кулём свалилось на пол.
– Где это сраное АТП? – только и спросил трясущийся от ярости Азат.
– Я покажу, – вызвался парень, крутивший в руках нож. Двое других согласно закивали.
Группа собралась быстро. Двое опытных сталкеров в тяжелой броне, один из бойцов Штифта и трое давешних парней выдвинулись вместе с Хусаиновым на АТП.
– Каких только мразей на свете нет… – шипел себе под нос Азат. – Я этих гомиков-педофилов на лоскуты порежу. Я их гранатами нафарширую!
Остальные молчали. Многое повидавшие в Зоне, опытные сталкеры – и те не знали, что сказать. Бандитов на территории Пятихаток водилось немало, но чтобы кто-то переводил через рубеж мальчиков-подростков, чтобы использовать в качестве отмычек и сексуальных игрушек, – такого не было никогда.
«Они сильные мальчики, справятся…» – крутилось в голове у Азата, но другая мысль тут же перебивала первую: «А против взрослых мужиков, против этих озабоченных тварей, что могут сделать трое подростков?» Ничего не могут. Несколько минут назад он одним ударом убил человека, но о мрази, которая поставляла бандитам подростков для утех, даже думать не хотелось. Все сталкеры поняли и приняли его поступок. Несколькими годами ранее Азат читал в газете про мужика, который до смерти забил педофила, надругавшегося над его ребёнком, и теперь всё лучше его понимал. Желание убивать жгло изнутри.
Когда впереди, где двигались головным дозором трое опытных сталкеров, загрохотали выстрелы, Хусаинов пригнулся и перебежками двинулся правее, за изломанные бетонные плиты.
– Назад, – шикнул на него молодой с ножом, по дороге представившийся Спрутом. – Там аномалия.
Пальба у здания АТП развернулась нешуточная. Пять или шесть разномастных стволов били не переставая, потом один за другим начали замолкать. Когда Хусаинов вбежал на территорию АТП с весёлой надписью «Труженик» на фронтоне, всё было кончено.
– Четверо двухсотых у противника, – сообщил Хусаинову боец Штифта, – и заложника нашли.
Азат не помнил, как бежал по лестнице на второй этаж здания, как кинулся к ребёнку, которого уже обступили сталкеры. Мальчик – худой, испуганный, в одних плавках, громко всхлипывал. Это был не Рамиль. Другой ребёнок. Светловолосый, голубоглазый подросток. Азат сграбастал его, обнял, как собственного сына.
– Тише, малыш, тише… Всё уже закончилось. Не плачь, сынок.
И заплакал сам.
Потом они обыскивали трупы – Хусаинов и молодой сталкер Спрут. Молча, выворачивая карманы. Один мертвец – в армейской форме без нашивок, трое – в простеньких комбезах.
– Они его… того, да? – наконец, спросил Спрут.
Монгол кивнул:
– Все четверо… Суки.
Мальчика, нервно вздрагивающего и поскуливающего, к тому времени уже закутали в плащ ОЗК и увели в деревню, к костру. На АТП оставались лишь Поляк, Монгол и Спрут.