Это был тот редкий случай, когда Игорь Рассоховатович внутренне соглашался с доводами Аркадия Владимировича. Какой пилот не бережет свой корабль? Нет таких пилотов. Для пилота корабль – нечто особенное, нечто большее, чем просто творение рук человеческих. Корабль – почти живое существо. Как… как… лошадь. Как цирковая лошадь, которую научили делать трюки на потеху публике, но природе лошади подобные трюки претят.
– Мы можем расконсервировать марсианский поезд, – предложил Биленкин. – Ведь именно он для этого и предназначен.
– Сколько для этого понадобится времени? – Варшавянский вытащил изо рта трубочку и внимательно посмотрел на маленького пилота.
Биленкин смутился.
– Ну… сутки, – сильно польстил он возможностям оставшегося экипажа. – И еще тестирование, отработка…
– Не забудьте, для разворачивания поезда на поверхности придется потратить несколько суток, – добавил командир.
– Долго, слишком долго, – покачал головой Варшавянский. – У Зои нет этих суток.
– А может, все не так страшно… – заикнулся было Гор, но осекся под взглядом врача.
Командир встал, взял из щели АЦПУ счетно-аналитической машины распечатанный рулон и расстелил его на столе. Все склонились над картой поверхности Марса.
– Вот, – постучал пальцем по бумаге Борис Сергеевич, – пылевая буря. Точно по расписанию. И мы в это расписание как раз попадаем.
– Куда ни кинь – всюду клин, – пробормотал Игорь Рассоховатович.
– Что от Паганеля? Новые сообщения? – Командир посмотрел на Аркадия Владимировича.
– Передатчик слабый, – словно бы извиняясь, сказал Гор. – Кое-что пробивается, но… все очень отрывочно.
– Откуда поступали сообщения? – Мартынов склонился над картой, где на вершине Олимпа зияли две отметины синим и красным карандашами.
– Триангуляция затруднена, я вытащил всю мощность, какую могли дать спутники, да и то не все, а лишь последних модификаций. Провел корректировку…
– Да не тяни ты! – вырвалось у Биленкина, Гор нахмурился:
– Я объясняю ситуацию, чтобы не возникло ни ложных надежд, ни последующих обвинений со стороны… некоторых лиц, что штурман неправильно проложил путь. Мне можно продолжать, Борис Сергеевич?
– Успокойтесь, Аркадий Владимирович, – командир выразительно глянул на Игоря Рассоховатовича, отчего маленький штурман втянул голову в плечи, изображая высшую для него степень виноватости. – Никто вас не винит. Наоборот, мы полагаемся на ваш громадный опыт и вашу интуицию в условиях трагической нехватки данных.
– То-то, – буркнул себе под нос Биленкин.
– Интуицию? – Гор задрал одну бровь. – Тут не интуиция, тут сеанс черной магии впору проводить, – он опять ткнул карандашом в карту: – Вот здесь и здесь сигналы зафиксированы четко. Отсюда – сомнительно, здесь вообще я склонен записать все в помехи, но САМ дает восемнадцать процентов вероятности, что сигнал имеет искусственное происхождение.
– Интересно-интересно, позвольте, уважаемый, позвольте. – Полюс Фердинатович приложил линейку к отметинам. – Это время фиксации, да?
– Да, – коротко ответил Гор, внутренне напрягшись и ожидая, что теперь еще и академик выскажет свои сомнения в его, Гора, мастерстве.
– Похоже, что наш Паганель, гм, не пешком с горы спускается, так ведь?
– У него целая капсула, – сухо напомнил Аркадий Владимирович. – Вернее, не знаю, насколько она целая, но для такого спуска она может быть пригодна. Да и какая разница? Он спускается, и точка. Хоть на лыжах!
– Хотелось бы на это посмотреть. – Биленкин мечтательно посмотрел в потолок. – Робот на лыжах, а на руках – спасенная дева.
– От Армстронга вестей нет? – спросил Мартынов.
– Паганель оставил его на «Шраме», он попытается запустить загоризонтный движитель и догнать этот чертов Уничтожитель, – сказал Биленкин. – Но шансы на это мизерные… Во время высадки на загоризонтник Зоя и Паганель серьезно повредили заг-мотор.
– У нас нет времени и возможностей вернуть Армстронга на борт, – покачал головой Гор.
Следующие несколько часов предстартовой подготовки прошли в изнуряющем физическом труде. Игорь Рассоховатович даже словечко морское откопал: принайтовить. Сочное и полностью отражающее суть приведения «Красного космоса» в полную посадочную готовность. Предстояло методично обойти все модули и отсеки и закрепить то, что не закреплено, а то, что закреплено, закрепить еще крепче. Начиная от обычных столов и стульев и заканчивая ценным научным оборудованием.
Сам же Биленкин оставался на мостике, готовил посадочную программу, обсчитывая каждый рубеж скрутки на САМ и в душе понимая, что все эти перфокарты и перфоленты немного стоят, как только они войдут в атмосферу и начнется такое, что сразу опровергнет все расчеты, модели и варианты. Это не на Луну садиться, где каждую дрожь корабля отслеживают радиолокаторы, а мощные счетно-аналитические устройства, не чета их бортовой, а настоящие вычислительные монстры, пережевывающие данные со скоростью в сотни тысяч операций в секунду, дадут тебе такую траекторию, что ты ляжешь на космодром Лунограда как в пуховую постель.
И вот «Красный космос» словно огромный, неповоротливый кит нырнул в атмосферу. Чернота окружающего пространства теряла глубину, звезды затуманились, задрожали, будто по небесному своду прокатывалась вибрация. Вдобавок ко всему неожиданно стали шалить гравитационные компенсаторы, отчего экипаж ощутил себя как в самолете, слишком резко пошедшем на посадку.
Космос отступал, но атмосфера, даже такая разреженная, как у Марса, неохотно впускала корабль. Сложность маневра состояла еще и в том, что «Красный космос» на высоте десяти километров над поверхностью планеты должен был перейти в горизонтальный полет, чтобы взять более точный пеленг на точку, где находились Зоя и Паганель.
По кораблю ухнули огромным молотом, и он застонал, как живой. Игоря Рассоховатовича пронзила острая жалость – будто могучая машина на самом деле могла испытывать боль, а он, ее наездник, вынужден эту боль причинять, потому как им надо успеть, обязательно успеть, а потому он продолжал упрямо ввинчивать тушу корабля во все более плотные слои атмосферы на такой скорости, что газ обретает плотность стали.
Вибрация превысила критический уровень, перехлестнула порог, за которым с ней не справлялись никакие компенсаторы. Ремни не спасали – Игоря Рассоховатовича мотало из стороны в сторону, большая голова, будто лишенная соединения с телом, каталась по плечам, отчего маленькому пилоту мнилось, что она сейчас перекувыркнется на темечко и ему придется управлять кораблем будто вверх тормашками.
И только у него возникла тень мысли – не прикусить бы язык, как снизу, под самое его кресло могучий великан нанес такой удар, что ремни впились в плечи, в суставах хрустнуло, а голова, катающаяся по плечам, отправилась на третьей космической скорости куда-то за пределы Солнечной системы. Отсюда, из-за пределов Солнечной системы, из Облака Оорта, маленький пилот, тем не менее, прекрасно видел, что делали другие члены экипажа.
