– Ситуация вам известна, – сказал Борис Сергеевич. – Каждый из вас понимает, насколько она серьезна…
– Она смертельно опасна, командир, – пробурчал Гор. – Чего уж тут.
– Да, положение цугцванга, – добавил Варшавянский. – Какой ход ни сделать, он все равно будет очень плохим.
– Мы должны спасти нашего товарища, который оказался в смертельно опасной ситуации. Мы должны это сделать и как люди, и как товарищи, и как коммунисты. Но именно этого мы сделать не можем. – Мартынов предупреждающе поднял руку, заметив нетерпеливое ерзанье Биленкина. – Выбор такой: либо жизнь одного человека, либо жизнь всей экспедиции. Да, Игорь Рассоховатович, говорите.
– Черт знает что такое! – немедленно взвился маленький Биленкин. Он даже на стул вскочил с ногами, чего никогда себе не позволял.
– Черт, может быть, и знает, – тихо сказал Аркадий Владимирович, провел по лысому затылку рукой, будто снимая накопившуюся там боль.
– Не верю собственным ушам! Не верю собственным глазам! Командир! – Биленкин под каждую фразу бил кулаком по ладони. – Сам погибай, а товарища выручай! Всегда так было и всегда так будет. Без этого в космос нечего соваться. На этом и стоит космическое братство! Сам погибай, а товарища выручай, – повторил он еще раз.
– Мы и погибнем, – невозмутимо сказал Гор. – Об этом даже смешно беспокоиться. Чтобы вырвать Громовую из лап чудовищ, потребуются усилия всех. И не факт, что мы их одолеем. А если одолеем, то не факт, что малой кровью. Воевать на территории врага – только на Земле хорошо, а в космосе… – Аркадий Владимирович постучал трубочкой по столу.
– Ваше мнение, Полюс Фердинатович? – Мартынов повернулся к Гансовскому.
– Задача со множеством неизвестных, – прокряхтел академик. – Тут даже о вероятности благоприятного исхода говорить не приходится. Ее, скорее всего, и нет.
– Значит, вы против спасательной операции?
– Ну, почему сразу против, Борис Сергеевич, – Полюс Фердинатович тяжело опустил ладонь на стол. – Наоборот, считаю, что мы должны сделать все возможное, а еще лучше – невозможное для спасения Зои. Иначе кто мы после этого? – Академик обвел присутствующих пытливым взглядом из-под насупленных бровей. – Космисты? Ученые? Авангард коммунизма? Нет, мы после этого – трусы.
Биленкин от переполнявших его чувств захлопал в ладоши.
– Следует принять во внимание, что Зоя инфицирована, – сказал Варшавянский. – И это огромная угроза не только для нас. До сих пор не удалось выяснить механизм паразитирования этих организмов, а также – насколько это может передаваться от человека к человеку. Но здесь лучше перестраховаться, переоценить опасность, чем недооценить ее.
– Значит… – начал было Гор, но Роман Михайлович прервал его:
– Нет, уважаемый Аркадий Владимирович, не значит. Я целиком и полностью согласен с глубокоуважаемым Полюсом Фердинатовичем.
– Тем не менее угроза биологического заражения имеет место быть, – сказал Гор. – И мы не знаем источника этого заражения… Или знаем?
– Пока нет, – сделал ударение на первом слове Роман Михайлович. – Но когда Зоя вернется на корабль… если она вернется… Короче говоря, это позволит полнее представить картину заражения и выработать меры противодействия.
Армстронг встал:
– Я готов отправиться за ней. Этим решаются обе проблемы. Никто из членов экипажа не подвергается опасности. Я не могу заразиться. По понятной причине.
– Я тоже готов, – раздался голос, и люди не сразу поняли, кто это сказал. – Мне тоже не грозит заражение.
– Паганель! – Биленкин всплеснул ладошками. – Черт тебя подери, робот ты наш лунный!
– Отношу ваше экспрессивное выражение к полному одобрению моего решения, – прогудел робот.
– Вот! Вот! – Биленкин ткнул пальцем в сторону Паганеля. – Даже он готов пожертвовать своей железной жизнью ради спасения товарища, а мы тут совещания разводим. Прозаседавшиеся! Я тоже пойду. То есть – полечу.
– Не преувеличивай, Игорь, это в нем Первый закон тектотехники говорит, – отмахнулся пустой трубочкой Гор.
– Не путайте р-реальность с т-творением американского фантаста, хоть и весьма пр-рогрессивного, – пророкотал Паганель, зачем-то начав заикаться. – Мое решение строго логично и основано на оценке всех известных на данный момент рисках. Они не выходят за пределы допустимых значений.
– Я поддерживаю решение наших… гм… товарищей, – сказал Полюс Фердинатович. – И товарищ Биленкин совершенно зря кипятится, будет и у него шанс проявить свои способности.
– Ага, когда домой будем драпать, – насупился Игорь Рассоховатович. – Тут мои умения ой как понадобятся. Или ошибаюсь?
– В чем? – командир кивнул Армстронгу и тот сел. Лишь Паганель продолжал стальной башней возвышаться над космистами.
– Что никакой посадки на Марс у нас уже не будет.
Командир помолчал. Молчал и Гансовский, машинально перелистывая лежащий перед ним блокнотик.
– Такая возможность действительно рассматривается, – сказал Борис Сергеевич.
– Пока данный вопрос вне нашей компетенции, – продолжил Полюс Фердинатович. – Учитывая привходящие обстоятельства…
– Понятно, – махнул рукой Биленкин. – Все и так понятно.
Аркадий Владимирович помассировал пальцами затылок, крякнул:
– Куда ни кинь, всюду клин.
– Добро, на этом наше совещание можно считать закрытым.
– И животноводство… – тихо пробормотал Игорь Рассоховатович.
– У вас какие-то замечания, товарищ Биленкин?
– Нет, товарищ командир, замечаний не имею. – Биленкин слез со стула и пошел к распахнувшейся двери.
– Игорь Рассоховатович, – остановил его Мартынов. – Прошу пока не уходить. Сейчас оперативная группа, в которую включены и вы, займется разработкой плана операции. А вас, Аркадий Владимирович, прошу подменить Биленкина на мостике.
Игорь Рассоховатович расстелил карту Фобоса, командир склонился над ней, держа в руке пустую трубочку, а Полюс Фердинатович что-то строчил в блокноте. От сильного нажима грифель цангового карандаша ломался, и академик нажимал на кнопку, добавляя ему длины.
– Итак, заседание оперативной группы можно считать открытым, – сказал Борис Сергеевич.
Работа началась. Биленкин, как всегда, горячился, стучал кулаком по карте, порывался отобрать у академика его счастливый карандаш и что-то дорисовать на схеме. Полюс Фердинатович карандаш не отдавал, но демонстрировал членам оперативной группы покрытые сложными расчетами страницы блокнота. Борис Сергеевич близоруко в них всматривался и качал головой. Роман Михайлович переводил взгляд с одного на другого, затем на третьего, улыбался и покусывал мундштук трубки.
После длительной дискуссии Борис Сергеевич все же выпросил у академика его карандаш, выдрал из блокнота несколько листков и положил их перед Биленкиным, чтобы тот по пунктам записывал отработанный план. Игорь Рассоховатович тут же принялся что-то строчить, причем настолько неразборчиво, что потом и сам не мог прочесть написанное. Варшавянский сжалился над маленьким пилотом, отобрал у него листки и карандаш, за которым академик наблюдал ревнивым взором, вывел невероятно аккуратным для врача почерком «План операции спасения» и подчеркнул заголовок двумя чертами.
