Наскоро выпив стакан почти кипящего чая, Антипин все в том же окружении учеников двигался в Музей древних форм жизни, где на месте руководил установкой очередного окаменелого чудища, привезенного им из Гоби, и пока рабочие при помощи все тех же учеников крепили к свисающим с потолка цепям огромные кости, Ефрем Иванович присаживался где-нибудь в сторонке, доставал из бездонного портфеля пухлую рукопись и принимался с невероятной скоростью ее править.
С невероятной же пунктуальностью он появлялся на заседаниях Академии наук, где, обложившись папками, блокнотами, ручками, карандашами, делом доказывал, что и ему присуща способность Гая Юлия Цезаря, по преданию умевшего одновременно писать, слушать, говорить.
После заседания он торопился в Совет министров, где его с распростертыми объятиями ждали многочисленные комиссии и подкомитеты, консультационные советы и группы, а также приемы у министров, заместителей министров, председателей комитетов, желавших получить у светила советской науки неоценимую помощь в решении очередной сложной народнохозяйственной задачи.
Когда же на улицах Москвы сгущалась тьма, а ночное искусственное светило еще не вспыхивало над городом, Ефрем Иванович широко шагал к станции монорельса, и поезд уносил его далеко за город, где расположились комплексы Центрального управления полетами, откуда держалась связь с орбитальными поселениями и комплексами, городами на Луне, многочисленными околоземными спутниками, межпланетными автоматическими станциями.
Огромные белые шары локаторов выступали из густоты лесов шляпками гигантских грибов, а здания ЦУПа были разбросаны по столь огромной территории, что между ними курсировали электромобили. Один из таких электромобилей и доставлял Антипина, окончательно растерявшего свою дневную свиту, в его очередной рабочий кабинет с расстеленными по столу и полу картами звездного неба, лунной и марсианской поверхностей, щедро утыканных булавками и флажками.
Как только дверь кабинета хлопала, извещая о появлении хозяина, до того пустые коридоры внезапно наполнялись людьми в белых халатах, комбинезонах и даже кожаных штанах и куртках космистов. Люди заполняли кабинет, раскладывали принесенные папки, рулоны бумаги, портативные вычислители, немилосердно трещавшие от отсутствия в них смазки, доставали из карманов трубки и сигареты, а заодно и пепельницы, дабы наполнить кубатуру кабинета плотной завесой табачного дыма, а заодно и громкими голосами жарких споров.
Когда спал Ефрем Иванович и спал ли он вообще – никто не знал.
Но, но, но.
Как и у каждого Моцарта был свой Сальери, а у каждого Максвелла – свой демон, так и у Ефрема Ивановича имелся собственный недобрый гений, извечный антипод, тот самый хлад, что соседствовал с пламенем, тот самый лед, в который обращалась вода.
И звали этого человека Петром Александровичем Казанским.
Петр Александрович хотя и не носил высокого неофициального звания человека эпохи Возрождения, но вкупе с вполне официальными, как то – академик, профессор, лауреат государственных премий, почетный член зарубежных научных обществ и академий, имел еще одно, не менее официальное – Генеральный конструктор Арктики. И в этой ипостаси он железной рукой руководил грандиозным проектом преобразования заполярных областей СССР, превращения их из ледяных пустошей в зоны если не курортные, то вполне комфортного проживания и уверенного земледелия.
Подогрев Гольфстрима и прокачка его к арктическому побережью Советского Союза, размещение термоядерных источников тепла, что новыми многочисленными солнцами нависали над когда-то безжизненной тундрой, строительство купольных городов, выведение передовыми методами мичуринско-лысенковской генетики растений, которые в кратчайшие сроки должны были наработать необходимый для уверенного земледелия слой чернозема, возрождение мамонтов и шерстистых носорогов – в лаконичном и далеко не полном изложении круг вопросов, который курировал и реализовывал Генеральный конструктор.
Какое бы мнение и по какому бы поводу ни высказывал Ефрем Иванович, у Петра Александровича оказывалось собственное и, как нетрудно предположить, ровно противоположное. Какую бы статью на научно-популярную или народнохозяйственную темы ни публиковал Ефрем Иванович в газетах «Правда», «Труд», «Красная звезда», журналах «Наука и жизнь», «Техника – молодежи» или даже «Пионер», незамедлительно в том же либо в ближайшем номере появлялась скромная врезка рубрики «Другое мнение», а то и целая статья, в которых Петр Александрович выражал иную точку зрения, веско, аргументированно, но не без иезуитской едкости к «безудержному полету неуемной фантазии», как он это именовал, своего коллеги.
Вот и сейчас, в вестибюле Зала заседаний Академии наук СССР, что располагался на одном из верхних этажей колоссального Дворца Советов, архитектурного шедевра Иофана, Щуко и Гельфрейха, столы с разложенными книгами воочию являли собой единство и борьбу таких ярких противоположностей, какими являлись академик Антипин и академик Казанский. Ибо на столах в изобилии лежали свежие, только отпечатанные, пахнущие типографской краской книги, авторами которых являлись эти в высшей степени уважаемые люди.
– Что вам, молодой человек? – спрашивала продавщица с улыбкой. – «Великое Кольцо» или «Арктический посев»?
И молодой человек, пришедший, как нетрудно догадаться, послушать доклад своего учителя Ефрема Ивановича Антипина, брал со стола книги, осторожно их листал, словно пытаясь удостовериться – автор Е.И. Антипин, чей очередной научно-фантастический роман опубликован в популярной серии «Библиотека приключений и научной фантастики» издательства «Детгиз», и его великий учитель, академик, профессор, – одно и то же лицо. Затем молодой человек протягивал магнитную карту, расплачивался и уносил с собой драгоценную добычу – нередко в двух экземплярах.
– Ефрем Иванович, Ефрем Иванович! – слышалось от книготорговых столов. – Автограф, пожалуйста! Автограф!
– Ну, что тут у нас, – раскатистый и рокочущий бас Ефрема Ивановича раздался в вестибюле, и он, как всегда окруженный учениками, словно Аристотель, вышагивающий под сводами древнегреческой Академии, подошел к книгам, принял от страждущего раскрытый томик, достал из кармана ручку и широким почерком надписал «Мечтайте!» и подписал. – А это что за новый труд? – Антипин взял со стола скромно притулившуюся книжку. – Ба, уважаемый Петр Александрович тоже разродился очередным опусом! Хм, «Арктический посев…» так, так, так…
– Интересуетесь? – раздался рядом тихий, вкрадчивый голос.
Ефрем Иванович оторвался от книги и посмотрел на согбенного человека с суковатой палкой вместо трости и академической ермолкой на седых кудрях.
– Здравствуйте, Петр Александрович! – поклонился и расшаркался академик Антипин перед своим альтер эго. – Как ваше здоровье?
– Здравствуйте, Ефрем Иванович, – ответил академик Казанский и язвительно добавил: – Не дождетесь. Вы, я вижу, вновь предались безудержным и беспочвенным мечтаниям, уважаемый коллега. – Петр Александрович указал подбородком на книгу.
– Да, – кратко ответствовал Ефрем Иванович. – Предался.
