— Все вы мыслите в корне неправильно, — вмешался Пашков. — Тут надо сочетать приятное с полезным.
— Не вижу в своем состоянии ничего приятного, — угрюмо изрек Марат. — И полезного — тоже.
— Это потому, что ты, как и большинство спортсменов, не умеешь абстрактно мыслить, — покровительственно проговорил Лешка. — А у меня голова, — с уважением постучал он пальцем по собственному лбу. — Ив ней, Марат, уже возник план, как из твоего состояния извлечь для всех нас пользу.
— Ну, если у Лешеньки возник план, — всплеснула руками Катя, — то мы сейчас все окажемся со сломанными ногами, руками…
— И головами, — подхватил Темыч.
— Вечно вы преувеличиваете, — снова заговорил Лешка. — Это очень простой план, и у меня все совершенно четко рассчитано. Нам что важно? — посмотрел на ребят он.
— Естественно, чтобы Роман не спрашивал про «Господ Головлевых», — откликнулся Женька.
— Правильно, — кивнул Лешка, который и сам не удосужился прочитать Салтыкова-Щедрина. — Но если мы сачканем, Роман нам потом по «Господам Го-ловлевым» отдельный зачет устроит. А это, может, еще хуже, чем просто урок.
— Хуже, — подтвердил Темыч, которому множество раз приходилось сдавать Роману Ивановичу невыученные стихотворения.
— Значит, лучше всего, если мы и на урок попадем, и Роман нас не удосужится спросить, — продолжал Пашков.
— Мечтатель ты у нас, Лешенька, — иронично сощурилась Катя.
— Вовсе нет, — Пашков почему-то поглядел не на нее, а на Школьникову. — Я реалист. Вот. Слушайте.
Глаза у Пашкова азартно блеснули. Он уже был во власти очередного потрясающего замысла:
— У нас с вами есть козырь — сломанная нога Марата.
— Это не ваш козырь, а моя беда, — уточнил тот.
— Тем более, поработаешь на общее дело, — ничуть не смутился Лешка. — На урок мы можем не торопиться. У нас есть хорошая отговорка: помогали Дойти до класса раненому другу.
— Я не раненый, — возразил Марат. — Просто ногу сломал.
— Слушай, на тебя перелом плохо действует, — возмутился Пашков. — Занудой стал.
— Это кто зануда? — Марат по привычке хотел погрозить Лешке кулаком, но едва попытался это проделать, как оба костыля упали на пол. Несчастный мертвой хваткой вцепился в Савушкина.
— А говоришь, не раненый, — подал ему костыли Пашков. — Чем выступать, лучше послушай умных людей. В общем, мы вроде тебе помогали подняться в класс, поэтому и задержались.
— Верно, — поддержала Школьникова. — Роман у нас хоть и нудный, но чуткий. Он поймет. Тем более что мы скажем ему абсолютную правду.
— Но это, Машка, еще полдела, — ответил Пашков. — Если мы просто опоздаем, Роман про «Господ Голов левых» не забудет.
.— Ох, боюсь, не забудет! — взъерошил двумя руками и без того спутанную длинную шевелюру Женька. — Не забудет он никогда про этих чертовых Голов-левых. И тогда мне предки вместо зимних каникул наймут еще одного репетитора.
Одного репетитора Васильевы-старшие уже наняли. По химии. Правда, Женька чаще всего забывал к нему ездить.
— Погоди причитать, — перебил Пашков. — Говорю же: план у меня простой и четкий. И, так сказать, без спецэффектов.
— То есть? — насторожился Олег.
— Ежу понятно, — продолжал Лешка. — Дополнительных средств никаких не понадобится. Используем одного Марата.
— Как это ты, интересно, собираешься меня использовать? — забеспокоился Ахметов.
— Элементарно, Ватсон, — растянулся рот до ушей у Пашкова. — Тебе даже почти ничего не придется делать.
— Что значит почти? — не успокаивался Марат.
— От тебя требуется только одно: вести себя естественно, — отвечал Пашков.
— Не понял, — уставился на него Марат.
— Да чего тут понимать! — воскликнул Лешка. — Мы входим. Роман спрашивает: «В чем дело?» Мы отвечаем: «Ахметов ранен. Помогали ему подняться». Роман, понятно, проявит интерес. Вот тут, Маратка, ты и упадешь.
— Как упаду? Куда упаду? — заволновался Марат.
— На пол, естественно, — пояснил Пашков.
— Я что тебе, Алевтина? — возмутился Ахметов. Нервная химичка Алевтина Борисовна постоянно
падала в обмороки.
— Не надо преувеличивать, — с осуждением произнес Пашков. — Тут, Марат, как раз в том вся и штука, что ты — не Алевтина. К ее обморокам в нашей школе давно привыкли. И если бы она вошла к Роману в класс и упала, на него бы это не произвело никакого впечатления. Или почти никакого, — уточнил Лешка. — А вот когда ты упадешь — это будет настоящий эффект неожиданности.
— Тем более что Роман никогда еще тебя в таком виде не наблюдал, — указала на костыли и гипс Моя Длина.
— Я сам себя еще никогда в таком виде не наблюдал, — поморщился Марат.
— Поздно теперь сожалениям предаваться, — философски изрек Темыч. — Тебя теперь только время излечит.
— Вот именно, — с радостным видом подхватил Женька. — А пока, раз уж с тобой все равно такое случилось, послужи человечеству. Пойми, чудак-человек, если ты сейчас откажешься, я из-за тебя двойку схвачу. Тебе это надо?
— А если упаду, не схватишь? — спросил Марат.
— Если грамотно упадешь, не схватит, — заверил Пашков. — Потому что Роман, естественно, испугается за твою жизнь. Отправит кого-нибудь к медсестре. А она, как мы знаем, к первому уроку никогда на работу не приходит. Ну, начнется беспорядочная беготня по школе. Мы все, — перевел Лешка взгляд на Компанию с Большой Спасской, — прикинемся, будто откачиваем тебя домашними средствами. Ты, Марат, лежи четко до звонка. А потом как бы очнись. Вот вам и весь мой план.
— Замогильно, Ребенок! — с восторгом воскликнула Моя Длина. — Просто и гениально.
— Фирма веников не вяжет, — зарделся от ее похвалы Пашков.
— Может, она и не вяжет, — подал голос травмированный Ахметов. — Но тогда, Лешка, сам и лежи. А я до конца урока не собираюсь изображать обморок. Надо мной потом до конца года смеяться будут.
Лешка досадливо крякнул. Затем принялся вновь уламывать Ахметова. Остальные усиленно ему помогали. Всех уже захватил простой и гениальный план Пашкова.
— Слушай, Маратик, — сказала наконец Катя. — От урока-то уже всего полчаса осталось. А пока доберемся до класса, еще десять минут пройдет.
— Вот именно, — поддержал Олег. — Тебе и лежать-то всего ничего останется.
— И вообще, Маратка, не будь свиньей, — внес свою лепту в спор Савушкин. — Нам, между прочим, тебя еще на четвертый этаж тащить. А ты не можешь ради друзей на каких-то двадцать минут в обморок свалиться.
Ахметов задумался, словно что-то прикидывая. Затем медленно произнес:
