Книга Кусатель ворон, страница 26. Автор книги Эдуард Веркин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Кусатель ворон»

Cтраница 26

Вообще-то в Суздале у нас никаких добрых дел не намечалось. По утверждениям Жмуркина, город и так был чрезмерно охвачен благотворительностью, даже немного от нее стонал. Поэтому мы могли просто погулять, подышать воздухом старины, пофотографироваться в обрамлении достопримечательностей, попробовать медовухи (безалкогольной), купить ржавый екатерининский пятак.

Автобус загудел, и мы стали медленно выворачивать на главную суздальскую улицу, невеликую весьма, зато явно старинную, судя по состоянию домов. Прочих машин было много, стояли они вдоль дороги, и наш автобус долго пробирался сквозь настоящие автомобильные дебри, как-то не очень соотносящиеся с древнерусскостью, хотя местным жителям наверняка к таким контрастам не привыкать.

Наш водитель Шварцвальд умело и привычно маневрировал меж разными транспортными средствами, натыканными так и наискосяк, и наперекосяк, и в конце концов приткнулся возле живописно увитого плющом забора. Автобус просел на подвесках и выпустил нас наружу, к изобилию народа, болтающегося вокруг. Это были тоже туристы, тут уж ничего не поделаешь, Золотое оно кольцо, судя по легкости в поведении и недешевой фототехники, москвичи.

– Тут, кажется, день города, – Пятахин хищно облизнулся. – Или день огурца. Или совместно – день Жоховой и огурца.

– Я люблю малосольные, – сказал Лаурыч.

За что был немедленно ущемлен родительницей.

– Удачно попали, – вздохнул мне Жмуркин. – У меня нехорошие предчувствия… Хотя после Плёса… Ладно, все выходим. Четыре часа, потом встречаемся здесь же. Вечером должны быть во Владимире, там у нас гостиница. Свободны. Слышали? Четыре часа!

Лучшие люди вскочили с сидений и устремились к выходу, ругаясь и гогоча, не исключая Иустинью. Я вышел почти последним, перед Жмуркиным, который замешкался, зацепившись жилеткой за кресло и оторвав карман.

Отечественные товарищи быстро растворились в гуляющей толпе, я успел прицепиться к немцам; в отличие от Плёса, здесь они держались группкой, видимо, осознали, что в России в одиночку нелегко. Немцы двинулись за народом и почти сразу попали в музей дровяного зодчества: мельницы, избы, огромное колесо для доставания воды, никогда таких раньше не видел, наверное, Кулибин придумал.

Дитер остановился возле колеса, стал задумчиво и как-то печально на него глядеть. Болен тоже. А Александра поинтересовалась:

– А это что такое?

– Колесо смерти, – брякнул я с чего-то.

– Колесо смерти? – спросила Александра.

– Ага. Это такой… Кляйне Гулаг, – объяснил я.

– Гулаг, – неожиданно произнес Болен.

Я чуть не подпрыгнул от удивления, решил было, что при виде огромного колеса в Суздале немой немец обрел дар речи, но потом вспомнил, что они ведь на самом деле просто глухие, а разговаривать могут, если захотят, конечно. Видимо, слово «Гулаг» Болену было хорошо знакомо, кроме того, оно прозвучало так дребезжаще и грозно, что все немцы немного поежились. А я продолжил врать.

– Раньше в каждой деревне такие колеса стояли, – рассказывал я. – Это очень удобно – всегда под рукой имелся свободный привод, никакой мельницы не надо.

– Они электричество вырабатывали, наверное? – Александра кивнула на колесо.

– Да, потом уже и электричество. В них сажали врагов народа, и они тут вырабатывали ток, освещали улицы, школы, больницы. «Лампочка Ильича» называлось.

– Лампочка Ильича, – голосом морского дьявола повторил Болен, лучше бы молчал, честное слово.

– Интересно.

Немцы по очереди сфотографировались на фоне колеса, с таким серьезным историческим видом, что я подумал, что, пожалуй, немного перестарался. Вот вернутся они в свои дюссельдорфы и будут рассказывать, что у нас в каждой деревне был свой Гулаг еще со времен Ивана Калиты, в адских колесах бежали невольники, вырабатывая деревянное русское электричество.

Тег «Русские горки».

Запечатлевшись на фоне гулаговского колеса, немецкие представители отправились в настоящий двухэтажный «дом зажиточного горожанина» и не появлялись долго, поскольку внутри их немедленно развели на чай из самовара и кренделя; мне ни самовара ни кренделей не хотелось, я сел на скамеечку и стал смотреть.

Передо мной была довольно широкая полянка, с аккуратно посеянной травой, на полянке валялся разный отдыхающий столичный люд и всякие прочие иностранцы, все жевали пироги, пили медовуху и хрустели огурцами всех видов приготовления. Туда-сюда бродили дети и пара фольклорных ансамблей, которые за пятьсот рублей охотно исполняли желающим песни – от академической «любо, братцы, любо» до совсем здесь непредсказуемой «smell like teen spirit». Местные подростки, как я и предполагал, понуро впаривали желающим ржавые монеты времен России молодой и пряники России современной.

Остальные наши герои тоже нарисовались на поляне. Герасимов и Рокотова робко изучали мельницу. Иустинья Жохова прошлась справа налево, лакомясь облаком сахарной ваты, на всякий случай я заснял это безобразие. Пятахин шагал с ромашкой, нюхал ее и о чем-то размышлял, совсем вроде как настоящий поэт, сочиняющий бессмертный «Апрельский пал».

Выпил квасу, настоянного на огуречном цвете, ничего, напитки в Суздале делать умели. Из дома показались немцы, довольные, заевшие впечатления от колеса Гулага сырными плюшками и самодельными ирисками, меня, кстати, тоже угостили. Ириски были вкусом из давнего детства и застряли в зубах, как я понял, именно это качество немцы в них больше всех и оценили, повышенная вязкость свидетельствовала о повышенной же натуральности.

Снова проследовала Иустинья, с еще большим пучком сахарной ваты, казалось, что не она несет эту вату, а вата ведет ее, точно Иустинья никогда не ела ничего сладкого, только камни глодала, ну, еще немного хлеба из толченых акрид.

Счастливые немцы. Я хотел предложить им сходить к мельнице, купить каравай, испеченный по средневековым рецептам, но немцы неожиданно устремились в сторону вполне аутентичного плетня, возле которого с одобрительными возгласами толпился народ.

Как оказалось, народ не ошибался – у плетня проходила ежегодная выставка-ярмарка гусей боевой породы.

Выставка боевых гусей немцев немного озадачила.

– Это… – Александра указала на птиц мизинцем. – Это кто?

Мы не спеша перемещались вдоль невысоких загончиков, в которых теснились плотно сбитые мускулистые птицы с крепкими клювами и низкими лбами. Гуси неприветливо поглядывали исподлобья и, иногда впадая в боевую ярость, начинали грызть сетку загона.

Страшные твари, странно, что Иустинья ими не заинтересовалась, ей такого гуся не помешало бы иметь на подворье, травила бы им отступников и ренегатов.

Гуси шипели, публика была довольна, гуси выглядели страшно, готовы были сорваться и вспотрошить какого-нибудь врага.

– Кто это такие? – повторила Александра вопрос. – Птицы…

Пришлось вспоминать познания в родном языке.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация