Выше устья р. Иедыгем Аргут течет по ущелью Узун-Бом, врезанному в массивный гранит Катунских альп. Собственно, неприступным ущелье Узун-Бом нельзя назвать – по левому берегу реки идет тропа косогором, поднимаясь и спускаясь между глыбами гранита. Ущелье тянется несколько верст, затем расширяется, и справа открываются висячие долины речек Куркуре и Курусай, текущих из небольших ледников. Здесь мы переправились на правый берег Аргута; алтайцы в лодке перевезли в два приема нас и багаж, а лошади пошли вплавь. За перевозом тропа пошла еще вверх по Аргуту до устья p. Kapагем; высоко на правом склоне долины Аргута, здесь довольно широкой, опять видны были остатки древней боковой морены в виде светлых голых прилавков; в бинокль видны были и земляные пирамиды.
Внизу у дороги также были разбросаны холмы из ледниковых отложений. Эти остатки морен, поросшие лесом, тянутся до устья долины р. Карагем, а прилавки на склоне переходят и в эту долину. К сожалению, погода, благоприятствовавшая до сих пор нашей работе, испортилась: тяжелые тучи заволокли небо и скрыли гребни гор, начал моросить дождь и не переставал, пока мы шли по Карагему. С намокших ветвей деревьев скатывались на всадника струи воды, когда он задевал за них головой, плечом или коленями. В такую погоду геологу трудно работать: трава мокрая, утесы мокрые, косогоры скользкие, дождь мочит записную книжку, пока наскоро отмечаешь наблюдения, мочит образчики и, наконец, после нескольких часов работы промокаешь сам до нитки, несмотря на непромокаемый плащ и высокие сапоги. Вверх по долине р. Карагем мы шли полтора дня.
Оба склона ее крутые и лесистые; дно неровное, покрытое ледниковыми отложениями, образующими холмы и валы, также покрытые лесом. Горы обоих склонов поднимаются до высоты белков, т. е. выше границы леса; характерный поперечный профиль долины доказывает, что по ней прежде проходил большой ледник.
На второй день мы вывершили долину р. Карагем, видели, как редел и убывал лес, как умножались россыпи камня, как круче и голее становились склоны, пока мы не поднялись на перевал выше границы леса, в область голых скал, осыпей и россыпей. К сожалению, на перевале сгустились тучи, закрыли горы и повалил снег, так что кроме тропы, снега и тумана ничего не было видно по сторонам, пока мы не спустились ниже, к устью р. Джело, где были трава, деревья и ручей и можно было разбить палатку, развести огонь и обогреться.
Немного ниже этого места, уже на северном склоне Южно-Чуйских альп, через которые мы накануне так неудачно перевалили, р. Джело и р. Тульдур, сливаясь, образуют реку Чаган-Узун. Тульдур течет с самого большого ледника Южно-Чуйских альп, и я собирался пройти вверх по ней до истока. Но погода не обещала улучшиться, а после трудного перехода через перевал я чувствовал себя не совсем здоровым и от посещения ледника отказался. Мы пошли вниз по р. Чаган-Узун. Широкая долина этой реки (несущей грязно-белую воду из-под ледника Тульдур в противоположность зеленой воде Катуни и Аргута) неровна, левый склон почти безлесный, правый – лесистый.
Она впадает в р. Чую ниже с. Кош-Агач; но с ее нижнего течения мы повернули на юго-восток и пересекли Чуйскую степь до р. Себистей, где устроили дневку. Мой сын сделал экскурсию вверх по р. Кокузек (в которую впадает Себистей) до перевала через восточный конец Южно-Чуйских альп, ведущего в долину р. Ясатер, представляющей верхнее течение р. Аргут, а я осмотрел Чуйскую степь по соседству. Она почти вся усеяна щебнем и мелкой галькой, нанесенными ледниками с альп, и поросла только мелкой травкой. Но пониженные впадины на степи и мелкие русла воды, бороздящие степь, имеют более мягкую желтую суглинистую почву и более высокую и густую траву.
Никаких деревьев на степи нет. Ближе к отрогам Южно-Чуйских альп, ограничивающим степь с юга, щебень и галька становятся крупнее, а русла рек, текущих с гор по степи, врезаны в ее поверхность на 6–7 м. С удалением от гор грубый материал мельчает, щебень и галька сосредоточены на отдельных более возвышенных площадках, а песчано-глинистая почва остального пространства поросла мелкой травой, полынью и подушечками какого-то карликового колючего растения. Кое-где на степи попадаются отдельные крупные глыбы (иногда до куб. сажени), некогда принесенные льдом с гор. Еще на ночлеге на нижнем течении р. Чаган-Узун, осматривая правый склон долины, я обнаружил на нем тонкослоистый горизонтальный нежный серый ил с мелкими обломками створок ракушек, очевидно озерный. По-видимому, Чуйская степь во время межледниковой эпохи представляла большое озеро, в которое стекали талые воды ледников, спускавшихся с высоких гор, окружающих эту степь с севера, востока и юга. Через р. Чаган-Узун мы перешли вброд в одном месте, где она разбилась на несколько рукавов; на броду вода все-таки доходила до стремян.
Со стоянки на р. Себистей мы пошли уже по степи в Кош-Агач; ближе к последнему среди плоских возвышений во впадинах попадались озерки, окаймленные кочками и лужайками. Чуйские альпы при взгляде со степи представляют отдельные более или менее высокие группы плоских гор со снеговыми полями, разделенные широкими понижениями, не достигающими снеговой линии. Мы ночевали в степи в трех верстах от Кош-Агача и зашли в это село только за почтой и покупками.
Из Кош-Агача мы направились не на север, как я предполагал сначала, а на запад по Чуйскому тракту. Наши проводники не внушали мне большого доверия: на пути из Котанды они оказались невнимательными к особенностям моей работы – вероятно, привыкли возить по Алтаю туристов и командовать ими, указывая, как ездить, где останавливаться. Я боялся идти теперь с ними на Северный Алтай, населенный только кочевниками-алтайцами, где сменить проводников и лошадей в случае надобности было бы очень трудно. На Чуйском же тракте были станции и даже села. Этот тракт представлял собой старинный торговый путь в северо-западную Монголию, по которому издавна возили туда русские товары и вывозили шерсть, кожи, масло; дорога была вьючная, трудная. Но в последнее время купцы, возившие товары, улучшили ее настолько, что можно было возить груз не вьюком, а на двухколесных таратайках. Тракт пролегал по долине р. Чуи до ее впадения в р. Катунь, а затем пересекал несколько цепей, строение которых интересно было изучить в дополнение к наблюдениям на западе Алтая, совершенно уже не касаясь восточной части этих гор к северу от Чуйского тракта.
Чуйская степь на западе оканчивается немного выше впадения р. Чаган-Узун в р. Чую, где горы обоих склонов почти смыкаются и Чуя течет почти по ущелью. «Почти» приходится сказать потому, что на правом берегу реки все-таки остается надпойменная терраса с рощей тополей, на которой мы ночевали, чтобы осмотреть подробнее многочисленные выходы пород на правом склоне, в горе, называемой Красной горкой – по цвету слагающих ее горных пород, обращающих на себя внимание. Тракт поднимается здесь выше на склон, обходя эту горку дугой, но с вьючными лошадьми мы прошли и низом и собрали вокруг места ночлега интересный материал. В правый склон ущелья врезан узкий лог ручья Уйтутерек.
