В кормейском доме жил последние девять лет жизни живописец и график Александр Орлов. В первые годы изгнания он жил в Праге, а с 1933 года – в Париже, где продолжал заниматься живописью, много раз выставлялся в парижских галереях, дружил с Сергеем Шаршуном. Умер 80 лет от роду и был похоронен в Кормее.
В том же старческом доме прожил последние годы жизни и живописец-эмигрант Василий Пустошкин. Совсем молодым он воевал у себя на родине против красных, потом в неродной Франции был шахтером, а позднее работал помощником скульптора в Париже. Резал гравюры на дереве, участвовал в выставках, входил в «Шайку Монпарнаса», работал на русской киностудии «Альбатрос», рисовал для рекламы, жил на пособие по безработице, а потом даже сподобился участвовать в какой-то московской выставке. Позднее он продавал на улице миниатюрные гравюры, в 1933 году помогал Н. Глобе устраивать иконостасы в церквах, в войну расписывал платки и шарфы для солдат и даже провел свою выставку в магазине тканей. Потом спрос на ткани упал, и художник стал продавать свои пейзажи на тротуарах Латинского квартала. 73 лет от роду поселился в старческом доме, но иногда еще ездил в Париж продавать свою живопись на парижских улицах… При проверке документов вытаскивал свой особый паспорт – апатридский, нансеновский…
Любителей сладостных пейзажей приглашаю сделать на пути к Понтуазу совсем небольшой крюк и отклониться на несколько километров к западу от дороги. Мы окажемся на высоком берегу Сены, в местечке Фрет-сюр-Сен (La Frettesur-Seine), на склоне цветущего холма, и перед нами откроется панорама леса Сен-Жермен-ан-Лэ. Французские художники и писатели хорошо знали эти места. В доме № 30 на набережной Сены (в местечке Фрет-сюр-Сен) восемь лет прожил художник Альбер Марке. Что до Мопассана, то он, конечно же, и здесь жил, ибо он облазил все берега Сены и писал об этих местах непрестанно. В его рассказах – восторженный гимн здешнему прибрежью и самой матушке Сене:
«В течение десяти лет Сена была моей единственной, всепоглощающей страстью. О, чудная, спокойная, зловонная река, полная разнообразия, миражей и нечистот! Я так любил ее потому, что она, казалось мне, открыла мне смысл жизни. И как я наслаждался видом цветущих берегов, лягушек, дремавших, ища животом прохлады, на листьях кувшинок, водяных лилий, нежных и кокетливых, красовавшихся среди тонких, высоких трав. О, как я любил все это, любил той бессознательной любовью, которая охватывала все мое существо глубокой, безыскусственной радостью!
Как сохраняются воспоминания о ночах любви, так я сохранил воспоминания о восходах солнца в утреннем тумане, над носившимися по всему горизонту бледными, словно мертвецы, пара́ми, принимавшими розовые восхитительные оттенки при первом солнечном луче, который падал на равнину. Я сохранил также воспоминания о лунных ночах, об отражавшемся в быстрой, трепещущей реке серебристом свете, который погружал душу в мир очаровательных грез. И все это – о, символ вечной иллюзии! – возбуждала во мне гниющая вода, уносившая к морю все нечистоты Парижа». (Рассказ «Муха». Пер. М. Лихтенштадт, 1896.)
Завершив прогулку мопассановским гимном Сене, можно вернуться на большую дорогу, которая вскоре приведет нас к тому месту, где сливаются Сена с Уазой. Здесь и стоит крупнейший центр речного пароходства Конфлан-Сент-Онорин (Conflans-Sainte-Honorine). «Конфлан» (точнее, «конфлюан») значит «слияние рек», а реликвии святой Онорины перенесли сюда беглые монахи из Нормандии. Святая Онорина снимает цепи и облегчает ношу узников. У нее просили защиты и помощи беременные женщины, а также те, кого замучило бесплодие или жалость к своим чахлым, больным детям. А в XI веке, когда святой Ансельм освящал церковь Святой Онорины в Конфлане, случилось чудо. Прибыло судно с паломниками, которое спаслось в бурю. С тех пор святую Онорину стали почитать моряки, речники, все, как говорили когда-то мои друзья-матросы, «водоплавающие». Корпорации «водоплавающих» подносили святой на праздники дары в форме речных судов.
Рака с реликвиями святой Онорины стоит в крипте часовни слева от хоров церкви Сен-Маклу, а с высокого берега за дворцом Аббатства (хотя само здание это XIX века, оно изукрашено всеми красотами раннего ренессанса) открывается великолепная панорама реки. Здесь же – уникальный музей речного судоходства. А уж пристаней и причалов в этом речном порту – не счесть; близ них многие десятки, да что там – сотни самоходных барж, лихтеров, шаланд, сухогрузов, толкачей и буксиров…
– Ну что тебе в том Конфлане? – спросила меня парижская соседка Ася Вишневская (родилась-то она в Париже, но больше полжизни прожила – в перипетиях родительского возвращенчества – в Харькове), одна из самых грамотных экскурсоводш Парижа.
Эх, долго объяснять, отчего так волнует меня речная баржа, неторопливо проплывающая под парижским мостом или мимо зеленого берега Сены… Вспоминается, как, «земную жизнь пройдя до половины», сбежал я, еще молоденький и вольнолюбивый, из редакции Московского радио и плавал (и год, и два, а в первый переход прошел аж 13 000 километров) матросом на речных судах перегонной экспедиции полярного капитана Наянова. Если вы еще не плавали (матросом или хоть пассажиром) на речной коробке (лучше на барже или лихтере) по бесконечным речным дорогам России, то у вас все радости жизни еще впереди…
Ну а в самом Конфлане, кроме XI–XIX веков собора с XIV века надгробием адмирала Матьё де Монморанси, кроме «кладбища барж», где живут матросские семьи, кроме «пещерных домов» и речного берега с пристанями (и баржами, баржами, баржами), пожалуй, и правда ничего нет особенного, но тут уж до Понтуаза, исторической столицы Французского Вексена (а позднее района Валь-д’Уаз), рукой подать. Он ведь лежит всего в каких-нибудь тридцати километрах севернее Парижа, у слияния реки Уаза и реки Вионь.
Люди обитали на этом речном перекрестке еще в эпоху неолита. Для галлов, селившихся здесь в древности, полезны были здешняя скала (для целей обороны) и брод через речку. Первое дошедшее до нас галльское название этого города так и расшифровывают – «брод через реку Исара». У культурных римлян уже появился мост, «понт», так что город назывался Понтисара. Ну а теперь здесь уж мост через Уазу – город Понтуаз, как ни крути, город с понтом. Впрочем, бродом римляне и позже продолжали пользоваться на пути из Лютеции в Ротомагус (то бишь в Руан). Город этот рано стал важным перевалочным пунктом, но, чтобы отбиваться от воинственных норманнов, пришлось строить вокруг города укрепления. И только после заключения мира (то есть в 911 году) стало здесь поспокойнее. В городе появилось много всяких священнослужителей, а в 1090 году аббат Готье основал здесь бенедиктинское аббатство Сен-Мартен. Аббатство пережило за тысячу лет немало всяких невзгод, но зато нынче в помещениях, которые и после этих невзгод уцелели, размещаются коллеж и частный лицей, имеющий международный престиж, – не все потеряно. Людовик VI (он же Людовик Толстый) построил тут могучий замок, а в регентство Бланш Кастильской Понтуаз стал чуть не политической столицей Франции, и регентша основала в городе еще один монастырь. Здесь слабый здоровьем Людовик Святой собрался с духом и дал клятву отправиться в крестовый поход. Потом были чума, англичане, Религиозные войны, другие войны, и даже в 1940 и 1944 годах город претерпел бомбежки и разрушения, а все же много в нем уцелело таких реликвий, что приводят на память грамотным людям великое прошлое Понтуаза. Ну, скажем, XII века грандиозный кафедральный собор Сен-Маклу. Конечно, не все в нем идет от XII века, скажем, великолепный, в стиле «пламенеющей» готики тройной портал с 45-метровой высоты башней построен был в первой половине XV века, но тоже ведь не новостройка. Неф собора воздвигнут уже в эпоху поздней готики и носит следы ренессанса, а сооружение южного входа и лестницы приписывают великому здешнему мастеру Никола Лемерсье (1566 год). В интерьере собора – пилястры XV века и орган одного из величайших органных мастеров Франции Кавайе-Коля. Что же до произведений искусства XVI, XVII и XVIII веков в интерьере собора, то перечень их задержал бы нас слишком надолго, а вы и без того догадались, что один собор стоит поездки в Понтуаз, но ведь в городе этом есть еще и конца XVI века замечательная церковь Богоматери (напоминающая соборы Богоматери в Шартре и в Париже), есть начала XVII века кармелитский монастырь, есть XVI века монастырь кордельеров, где с удобством разместилась нынче городская мэрия, есть XV века редкостный, в стиле «пламенеющей» готики, дворец на улице Лемерсье (в нем нынче разместился музей Таве со всеми своими редкостями и шедеврами старины). Только музею художника Писсарро (который 15 лет прожил в городе Понтуазе) пришлось по бедности довольствоваться почти новеньким замком XIX века, построенным на месте того старинного, шедшего еще от Людовика Толстого, но зато вид на долину Уазы от замка открывается замечательный, да и полотна самого Писсарро немалого стоят.
