И всем очень важно сообщал, если кто-то его случайно спросит, откуда он — такой? Что он с «ABC»
[4].
Все происходящее напоминало свертывание свитка. Я вдруг испугалась, что наше потрясающее странствие окончится бесследно.
Подходя к Чомронгу, надо было преодолеть бездонный спуск и вскарабкаться по высоченному склону: именно после этого ужасного испытания в прошлый раз на Чомронг восходили спортсмены — красные, взмокшие, буквально на последнем издыхании. На дне ущелья громыхала река, чистейшее водопадище — хрустальное, ледяное, до того прозрачное, что в глубине у больших валунов видны были горные рыбы.
Я уселась на глыбе посреди водопада — и попросила его:
— Слушай, давай договоримся. Я всегда буду мысленно обращаться к тебе, — говорю я этому водопаду, — среди бурных волн мирских обязанностей, погрузившись в пучину существования… Запомни меня!
А он засмеялся:
— Как же, — он мне отвечает, — я тебя запомню? — И забурлил дальше.
Мы с ним смеялись и плакали, с этим водопадом. А Лёня нас фотографировал с моста — в уже голубеющем свете дня.
Мы начали подъем по огромным ступеням, а этих ступеней, Кази сказал, было ровно две тысячи. Плюс крутизна!
Когда мы преодолели треть пути, я увидела синюю птицу. Настоящую. Я попросила Леню сфотографировать ее, но он сказал, что у него заряжена черно-белая пленка.
Синяя птица долго стояла на камне — вся сияющая, то к нам боком, то спиной. А потом медленно взмахнула крыльями и улетела.
А мы шагали, шагали по ступеням. Они такие шершавые, корявые. О-о, я уже на середине стала отбрасывать коньки. Вот уж поистине, как отвечали древние мастера дзэн на вопрос:
— Что такое Путь?
— ИДИ!
Хотя мне поэт Яков Аким рассказывал про замечательного детского писателя Геннадия Снегирева, нашего современника, тоже человека Пути.
«Как ему ни позвонишь и ни спросишь:
— Ген, что делаешь?
Он всегда отвечал:
— ЛЕЖУ.»
— Ничего, — подбадривал меня Лёня. — Зато потом легче жить будет. От «Красногвардейской» до «Царицыно» пешком дойти сможем!
(Однажды мы с ним вечерком прогулялись от метро «Красногвардейской» к «Домодедовской». Так он после всех наших рыночных рядов — продуктовых и вещевых, забитого автомобилями бульвара и пьяных прохожих, без остановки потребляющих пиво, с их мутным взором и невнятными речами — упал на диван и сказал слабым голосом:
— Боже мой! До чего же тут все примитивно! Единственный положительный момент: когда я стану покидать этот мир, мне тут ничего не будет жалко!)
В общем, на двухтысячной ступеньке нас с Лёней, запыхавшихся, разгоряченных, краснолицых, прямо скажем, полуживых, уже встречали Миша, Нильс и Патрик.
— Гей, славяне! — кричали они, смеялись и махали руками.
Видимо, их Миша научил.
Особенно веселились Нильс и Патрик.
— Боюсь, эти двое не в курсе, что в данном случае «гей!» — это междометие, — говорит Лёня.
В знакомом, обжитом и родственном Чомронге вовсю разгорался праздник. Нас встретили объятиями, поцелуями, меня все уважительно хлопали по плечу.
— Bad boy, — ласково говорили мне американцы.
— Zehr gut, — жали руку Лёне знаменитые австрийские альпинисты и приглашали нас обоих приехать на Венский бал!..
Такое царило благодушие! Сдвинули столы. Все уплетали баланду из сушеных овощей с вермишелью.
— Мне попался камень в супе, — весело сказал Лёня, — но я его съел!
А шотландцы Скотт и Ричард вместо того, чтобы разлить по чаттткам родное виски почтенному собранию, ходили, как сомнамбулы, от столика к столику, с гордостью демонстрируя баночку, типа майонезной, куда они аккуратно собрали свежий помет снежного человека.
Ночью лил дождь. Наутро двор нашего отеля имени Лакки («Lucky Guest House») был сплошь в пиявках. Мальчик подметал их веником и намел целую гору. Чтобы не пропадала такая колоритная натура, Лёня стал подбивать меня снять видеофильм «Русские путешественники спасают пиявок в Непале от голодной смерти».
День начинался самым удивительным восходом солнца из тех, какие мне посчастливилось наблюдать. Небо озарилось гаммой изумрудно-зеленых оттенков, они постепенно переходили в желтые и оранжевые краски, потом — в алые, сливовые, багряные и еще более глубокие — лиловые и золотые.
На этот раз я предложила:
— Давай побудем здесь денек? Отдохнем? Куда нам с тобой торопиться?
Но, глядя на все это великолепие, Лёня ответил:
— Нет, мы должны идти! Надо же как-то выбираться из этой дыры.
Тут явился нарядный Кази с зонтом из дома, очень элегантный:
— Ready? — он нас окликнул.
Мы выступили в поход раньше всех.
Миша, провожая нас, произнес, чуть не плача:
— Неужели мы больше никогда не увидимся?
— Что ты, Миша, голубчик? — я говорю. — Гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдутся, — специально привела народную поговорку, чтоб он все-таки не забывал, что он наш, русский!..
[5]
23 глава
«Я хочу пройти по ровному!»
И мы отправились в свой весенний путь, как говорится, усердно молясь и забывая обо всем мирском, глядя, как занимается над головами заря или меркнет вечернее небо, — то вниз, то вверх, но теперь уже больше вниз, чем вверх. Путь был неясный, непредсказуемый, окольный, не тот, которым мы шли сюда. Иногда мы останавливались в придорожной таверне и литрами с Лёней глушили воду.
— Stop drinking!
[6] — говорил Кази. — It will be hard work
[7].
И действительно, началась такая крутая дорога, такое палящее солнце, я почувствовала, что у меня останавливается сердце. Все помыслы мои были сосредоточены на Аннапурне. Я просто шла, шла, шла по осыпающимся камням и повторяла про себя:
