И все-таки самое сильное действие имеет Драгоценное колесо Мани. Особенно обход по часовой стрелке буддийской ступы и вращение молитвенных барабанов. Проходя первый раз, ты молишься за людей, второй — за животных, третий — за себя.
Вот так я шла среди монахов в багровых рясах и крутила, крутила барабаны, вознося молитвы за всех людей на Земле, знакомых и незнакомых, далеких и близких, за тех, кто еще пока не родился, и за тех, кто здесь был и покинул этот мир, за тех, кого я никогда не увижу и не узнаю, и, конечно, за тех, без кого я вообще не мыслю моей жизни. О, какая огромная ступа Своямбхунатх, самая гигантская в мире. Пока ее обойдешь, всех-всех вспомнишь, всех-всех-всех! Причем с такой благодарностью, мать честная!..
Потом я молилась за животных, лесных, степных, высокогорных, за обитателей снегов и песчаных пустынь, за теплокровных и холоднокровных, за диких и прирученных — домашних, молилась за бродячих и бездомных, за всех обиженных и обездоленных на этой планете. Всю нашу Землю окинула мысленным взором и возблагодарила ее. А также воду, воздух, огонь и зеленые насаждения.
Когда я дошла до третьего крута, то есть до самой себя, то растерялась — о чем попросить? Послать мне хоть чуточку понимания, что ж такое жизнь? Кто я? Откуда? И куда?.. Среди громыхающих молитвенных колес мои вопросы казались мелкими и суетными. Тогда я полностью доверилась звуку «Ом», вместившему и эти три круга, и множество иных кругов, о которых мы не имеем понятия.
Вся в слезах, с поехавшей крышей, целый час я вертела колеса Мани, а Лёня шел за мной с диктофоном и записывал их божественный грохот.
О, сколько я накрутила молитв! Но все это оказалась ерунда по сравнению с гениальным молитвенным колесом на речке, где его крутит течение воды без усилий со стороны человека.
Расчет очень прост: каждый оборот колеса равен прочтению всех заложенных в нем формул. Учитывая, что в барабане средних размеров может содержаться двенадцать листов формата 25x60 сантиметров, на каждом из которых начертано две тысячи четыреста шестьдесят молитв, один оборот колеса равен произнесению молитвы двадцать девять тысяч пятьсот двадцать раз.
При ста двадцати оборотах в минуту магическая формула «произносится» более пяти миллиардов раз в сутки! Естественно, человек, установивший молитвенное колесо на реке, имеет реальную возможность достичь нирваны по крайней мере в следующем рождении.
…Последнее, от чего отказался Лёня в этот день, — от услуг чистильщика ботинок под огромной смоковницей на улице Нью-Роуд. Поскольку Леня был не в ботинках, а в сандалиях. Он эти сандалии свои благоразумно берег и не соглашался заходить в храмы — там обувь надо оставлять на улице.
Но Лёня был бы не Лёней, если бы не нашел тому возвышенной причины.
— Нельзя «неверным» в храм входить, — сказал он.
Я говорю:
— А тут нету «неверных»! Буддизм — самая терпимая религия в мире.
Тогда он мне честно признался, что не хочет в первый же вечер лишиться дорогих немецких сандалий… а приобрести непальские вьетнамки.
— Из-за того, что ты боишься, что обувь у тебя украдут, — я говорю, — мы даже не можем никому поклониться из местных богов.
— Каждый должен быть сам светом для себя, — сказал Лёня.
Это были последние слова Будды.
Стемнело. По стертым огромным ступеням мы поднялись под самую крышу трехъярусной пагоды, сели там наверху и стали смотреть на город. Дул ветер, позванивали колокольчики, над нами горели какие-то незнакомые созвездия, только нашу Большую Медведицу я узнала, но ковш был абсолютно перевернутым. Под нами в неярких огнях шевелился ночной Катманду — снизу слышался разноязыкий говор, тарахтение драндулетов, звонки велосипедов, «уйди-уйди» велорикш и хриплые крики каких-то крупных белых птиц, похожих на журавлей или бакланов. Целое дерево — было в этих птицах. А под прямым углом от нас на другой стенке пагоды сидели и целовались влюбленные.
Мне тоже хотелось, чтоб Лёня меня поцеловал. Но он был весь в работе — вытащил диктофон, включил микрофон и стал записывать многоголосие ночи в долине Катманду.
8 глава
«На Аннапурну!!!»
Не от всего отказывался Леонид. На холме Своямбхунатх около ступы с «очами Будды» мы с ним купили вообще удивительную вещь — поющую буддийскую чашу. Там было много чаш — от крошечных до огромных, и прилагалась деревянная палочка. Берешь эту палочку, начинаешь медленно водить вокруг, легонько касаясь внешней стороны чаши.
А она:
— О-оммм, — гудит, — о-о-о-оммммм!.. — И это гудение пронизывает всего тебя и уносит в какие-то иные времена и выси.
Мы два часа выбирали, советовались с буддийскими монахами, я там подружилась с монахом — горбуном, все чаши с ним переслушали, пока не поставили на Лёнину ладонь одну — тяжелую, неровную, не какую-нибудь штампованную, но выкованную вручную — из сплава тринадцати металлов! — цвета сусального золота с зеленоватым налетом древности. Как она загудела у него на ладони, как запела, так Лёня сразу стал спрашивать, сколько она стоит и нельзя ли подешевле?
Теперь она так приятно погромыхивает в рюкзаке, когда наш автобус подпрыгивает на буераках. Мы долго решали — брать чашу с собой или лучше оставить в надежном месте в Катманду? Это был серьезный вопрос, поскольку мы с Лёней решили направиться прямо в Высокие Гималаи на гору Аннапурну — а это, вроде бы, третий или четвертый по вышине восьмитысячник после Эвереста. В таком беспримерном походе ноша должна быть не слишком тяжела, и мы тщательно отбирали вещи, которые нам пригодятся.
Я говорила:
— Возьмем ее! Будем сидеть на голой скале, под нами орлы, над нами ледяные вершины, а мы крутим палочкой, и чаша: о-оммм!..
Лёня — строго:
— Только если в ней суп варить. Или заваривать чай!
Кроме поющей чаши в дорогу был куплен йод, обеззараживающий питьевую воду; шляпа с полями от палящего солнца — из конопли, светозащитные очки, плащи от тропических ливней, свитер грубой непальской вязки из шерсти яка приобрели у хорошего человека, заслуживающего доверия; и мною собственноручно был сшит мешочек с солью на случай нападения пиявок.
Маршрут предстоял такой: сначала нам на автобусе целый день добираться до города Покхары. Потом на попутке — До некоего местечка Феди. А дальше своими ногами шагать по каменной тропе в Большие Гималаи — неделю восходить на базовый лагерь Аннапурны — это четыре тысячи метров над уровнем моря.
Отсюда серьезные люди — альпинисты в анораках из гагачьего пуха, с морозоустойчивыми и ураганонепроницаемыми палатками, ледорубами, железными шипами на ботинках, чтобы не скользить по обледенелым скалам, кислородными баллонами, крюками для отвесных стен и страховочными веревками, наняв горных жителей для заброски снаряжения в высотные лагеря, — штурмуют вершину пика.