— Не совсем. Книга — это всего лишь фантазия. А я предлагаю тебе сделать фантазию реальностью.
Фредерик наморщил смуглый лоб.
— Как это? — не понял он. — Что-то я не понимаю.
— Сейчас поймешь. Но сначала позволь задать тебе вопрос.
— Задавай, — кивнул Фредерик.
— Ты до сих пор не решил, во что тебе вложил, три миллиона евро?
— Ну… — Писатель пожал плечами. — Я рассматривал много вариантов. Но пока ни на одном из них не могу остановиться.
Крайтон достал из хьюмидора кубинскую сигару, неторопливо ее раскурил, выпустил облако сизого дыма и, глядя на друга лукавым взглядом, отчеканил:
— Я предлагаю тебе вложить сбережения в программу по созданию совершенного солдата.
Немая пауза длилась секунд десять. После чего Фредерик вытаращил на друга глаза и полуудивленно, полунасмешливо проговорил:
— Что-что? В какую программу? Я не ослышался?
Полковник выдохнул сигарный дым и невозмутимо ответил:
— Ты не ослышался. Только предупреждаю сразу: программа эта тайная, и если ты кому-нибудь скажешь о ней хоть слово — я собственноручно тебя пристрелю.
— Серьезный довод, — заметил Фредерик. Подумав пару секунд и прикинув что-то в уме, он поднял правую руку и торжественно проговорил: — Клянусь молчать, как мертвец! И даже если враги будут пытать меня, я скорее откушу себе язык, чем скажу им об этом хоть слово!
Фредерик опустил руку и, прищурив карие глаза, осведомился:
— Ну? Теперь ты удовлетворен?
— Теперь — да, — ответил Крайтон.
— И теперь ты расскажешь мне подробности?
— Только если ты захочешь их выслушать.
— Захочу ли я их выслушать? — Фредерик хлопнул себя по коленке. — Да я уже сгораю от нетерпения!
Полковник улыбнулся экспрессивности друга и сказал:
— В таком случае — слушай…
12
Вспоминая тот вечер, Фредерик не раз себя спрашивал: как он мог ввязаться в это, вероятно, сомнительное и очевидно незаконное дело?
Конечно, виною всему была не жадность. Даже в те времена, когда Фредерик был беден, он не относился к деньгам с пиететом. Больше того — он презирал деньги, считая, что ими невозможно измерить степень писательского таланта.
Нет, деньги тут ни при чем. А что «при чем»? Любопытство — вот что! Фредерику казалась грандиозной сама идея создания «совершенного солдата». Его поражали смелость и размах эксперимента.
Ведь если у доктора Нери получится, значит, и он, Фредерик Ластбадер, будет причастен к этому чуду. Они будут стоять у самых истоков создания принципиально нового человечества! Человечества, не знающего болезней и старческого увядания, не знающего тупости и уродства. Шагнувшего еще на одну ступеньку по лестнице эволюционного развития!
Но с каждым прожитым днем Фредерик все яснее осознавал бредовость этой идеи. Ведь все, что мы делаем, все наши порывы, вдохновения и таланты — это порождения нашего несовершенства. Гениальные книги и картины рождаются из комплексов их создателей!
Вся избыточность искусства идет от того, что творцам чего-то не хватало в жизни.
А что делать с любовью? Ведь мы часто любим человека не только за его достоинства, по и за его недостатки. И за недостатки даже больше!
В последнее время Фредерик думал об этом все больше и чаще. А тут еще прошел слух, что программа едва не потерпела крах и спас ее какой-то русский профессор, который передал доктору Нери тетрадь со своими формулами и результатами своих собственных экспериментов, которые оказались более удачными, чем у Нери.
Но самого русского профессора никто в глаза не видел. Если он существует, то почему он не в лаборатории? И с какого такого перепою он согласился отдать плоды своих трудов доктору Нери? Продал за кругленькую сумму денег? Это вряд ли. Ученые — народ одержимый и упертый, и деньги для них, так же, как и для гениальных художников, играют последнюю роль.
Но что же тогда произошло? Уж не избавился ли доктор Нери от русского профессора и не присвоил ли себе его труды? Не сам, конечно. Ему вполне мог помочь Крайтон. В штате его охранной фирмы — полторы тысячи сотрудников. И любой из них убьет человека, не поморщившись. Такова мрачная специфика их работы.
Фредерик старался выбросить эти мысли из головы, но они возвращались снова и снова. И чем чаше Фредерик об этом думал, тем сильнее ему хотелось выпить.
Вот и сейчас, возвращаясь от Крайтона, он решил зайти в бар и выпить пару рюмок граппы. Сидя за барной стойкой, Фредерик поинтересовался у бармена:
— Эй, приятель, как тебя зовут?
— Антонио, — ответил поджарый, носатый бармен.
— Скажи-ка, Антонио, у тебя есть жена?
— Да, сеньор.
— Она красавица?
Бармен усмехнулся:
— Я бы так не сказал.
— Но ты ее любишь.
— Несомненно, сеньор.
— У нее длинные, красивые ноги?
— Нет, сеньор.
— У нее душевный, покладистый характер.
— О нет.
— У нее нет сварливой матери?
— Есть, да еще какая!
— Она готовит лучше, чем ресторанный шеф-повар?
— Ее макароны невозможно взять в рот. А ее пиццу можно использовать в качестве черепицы!
Фредерик хмыкнул.
— Тогда… может быть, она родила тебе двух сыновей?
Лицо Бармена на мгновение стало грустным:
— Увы, сеньор. У меня три дочери и на подходе еще одна.
— Тогда за что ты ее любишь?
Бармен подумал и ответил, посмеиваясь:
— За ее плодовитость, за ее вздорный и упрямый нрав, за родимое пятно у нее над бровью, за ее кривые ноги — в общем, за все то, за что другие ее ненавидели бы.
— И ты не променял бы ее на знаменитую манекенщицу?
Бармен лукаво улыбнулся и покачал головой:
— Ни за что, сеньор. Разве что на пару ночей. Но чтобы потом все вернулось на круги своя.
Фредерик залпом допил граппу и изрек:
— Это подтверждает мой тезис!
Бармен взглянул на него с любопытством, граничащим с удивлением.
— А почему вы спрашиваете? — вежливо осведомился он. — У вас есть на примете знакомая манекенщица, которая согласилась бы связать со мной свою судьбу?
Фредерик рассмеялся.
— Что-то вроде этого, — ответил он. — Но теперь я тебя с ней ни за что не познакомлю!
— Почему?
— Потому что у нее прямые ноги, покладистый характер и нет ни одной родинки на теле, — сказал Фредерик. — Налейка-мне еще стаканчик.
