Говоря так, Уколов слегка смутился, из чего Егор сделал вывод, что речь о премии поднял сам генерал Рокотов, а скуповатый Уколов лишь пошел у него на поводу.
Впрочем, Егора это нисколько не волновало. Так же как не волновала и сама премия. На языке у него вертелась фраза, которую он никак не решался сказать.
Генерал Уколов взглянул на него пристальным взглядом.
— При словах о премии на твоем лице должно было появиться выражение радости, — сказал он. — Но я ее почему-то не вижу. У тебя что-то стряслось?
— Да. То есть — нет. Не совсем.
— Тогда говори прямо, не темни! — строго потребовал генерал Уколов.
Кремнев облизнул сухие губы кончиком языка и выпалил:
— Николай Георгиевич, дело в том, что я женюсь.
Если бы Кремнев объявил, что завербован агентами иностранных спецслужб, это произвело бы меньший эффект. Несколько секунд Уколов в полном изумлении разглядывал Егора. Потом сказал:
— Вот как? Гм… Но ведь это хорошая новость, правда?
— Для меня — да, — сказал Егор.
— И кто твоя избранница?
— Маша Коломеец. Вы ее, наверное, помните. Она работала у нас психологом.
— Маша, Маша… — Генерал Уколов наморщил лоб. — Мария Коломеец? Конечно, помню! Эффектная шатенка с длинными волосами, да?
— Да, — кивнул Егор.
— Ну, поздравляю! Красивую бабу ты себе отхватил, Кремнев. Даже не знаю, что такая женщина могла в тебе найти.
— Спасибо за поздравление, Владимир Георгиевич. И за комплимент тоже.
— Ты только не обижайся. Ты ведь и сам знаешь, что не красавец. Работа у тебя опасная. И миллионов у тебя нет. А чтобы достойно содержать такую женщину, даже миллиона не хватит.
Кремнев поморщился. Его недовольство не укрылось от взгляда генерала Уколова, и Николай Георгиевич усмехнулся.
— Ну, хват-хват. Хвалю. Действительно хвалю. Обычно люди твоей профессии умирают холостяками. Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.
Генерал постучал костяшками пальцев по деревянной столешнице.
— Об этом я и хотел поговорить, — снова завел свою «пластинку» Егор. Он раскрыл папку, достал листок бумаги и положил его перед генералом. — Вот.
Уколов взглянул на листок, перевел взгляд на Егора и спросил:
— Что это?
— Рапорт, — ответил Егор.
— Какой еще рапорт?
— Прошу уволить меня по собственному желанию.
Лицо Уколова вытянулось, глаза гневно и недоуменно выкатились из орбит.
— Ты что, очумел? — не веря собственным ушам спросил он. — Это что еще за новости?
— Вы же сами сказали, что у меня опасная работа. Думаю, я достаточно порисковал своей шеей. С меня хватит.
Лицо генерала Уколова побагровело.
— Ты говори-говори, да не заговаривайся. У нас тут не частная лавочка, и ты не наемник. И работал ты не на меня, а на Родину.
— Николай Георгиевич, я не хочу спорить, — невозмутимо произнес Егор. Сделав первый шаг, он сразу успокоился, и теперь намерен был идти до конца. — Вы знаете, что я не боялся совать голову под пули. И делал это не ради денег, наград или лычек. Но сейчас все изменилось.
Уколов смотрел на Кремнева яростно.
— Изменилось, говоришь?
Егор кивнул:
— Да. Николай Георгиевич, у меня скоро будет ребенок. И я не хочу, чтобы он рос безотцовщиной.
— Значит, ребенок?
Кремнев улыбнулся:
— Да. Девочка.
— Гм…
— Сами понимаете, что теперь я не могу жить, как прежде. Теперь я отвечаю не только за себя. Я отвечаю за жену и детей. Для меня это многое меняет.
Уколов впал в задумчивость. Было видно, что смириться с мыслью о возможном уходе Кремнева ему было нелегко. Кремнев терпеливо ждал, пока начальник что-нибудь скажет.
Наконец Николай Георгиевич вышел из задумчивости, тяжело вздохнул, выпустил воздух ноздрями и прогудел:
— Ну, нет, приятель, я тебя так просто не отпущу. Я, конечно, готов сделать твоей Марии подарок, но такой подарок — слишком щедрый. Кремнев, ты же знаешь, как нам не хватает опытных, толковых кадров.
— Я…
— Ты решил меня зарезать? Воткнуть мне в спину нож? Это я уже понял.
Егор нетерпеливо качнул головой:
— Николай Георгиевич, я увольняюсь. Это решение твердое и бесповоротное.
Уколов побарабанил пальцами по столу.
— И у меня нет шанса тебя уговорить? — спросил он.
— Нет, — твердо ответил Кремнев.
— Даже если я поставлю вопрос о повышении тебе зарплаты и командировочных?
— Даже тогда.
— Гм… — Уколов снова побарабанил пальцами по столу. — Тогда дело действительно серьезное.
— Именно это я вам и пытаюсь сказать…
Генерал остановил Егора движением руки. И снова впал в задумчивость.
— Хорошо, — сказал он в конце концов. — Мне тяжело тебя отпускать. Очень тяжело… Но если ты решил твердо… Что ж, пусть будет, как ты хочешь.
Егор облегченно вздохнул.
— Спасибо, Николай Георгиевич.
— Не благодари. — Уколов снова сдвинул брови. — Егор, у меня к тебе будет одна просьба. Нелегкая, но ты должен пойти мне навстречу.
Кремнев, который снова стал нервничать, почему-то засомневавшись в своем решении, поспешно проговорил:
— Все, что угодно. А что за просьба, Николай Георгиевич.
Взгляд генерала стал острым, холодным и деловым.
— Егор, речь идет о еще одном задании.
— Николай Георгиевич.
— О последнем задании, — сказал Уколов, повысив голос. — Выполнишь его — и можешь отправляться на все четыре стороны.
Егор нахмурился.
— Но я ведь только с задания, — угрюмо проговорил он. — Еще даже восстановиться не успел.
— А кто говорит, что это задание сложное? Никаких больше наемников, никаких перестрелок. Неделя в Риме — мечта, а не задание!
Кремнев смотрел на начальника тяжелым, подозрительным взглядом.
— Когда я летел в Рио, тоже думал, что все будет легко и просто, — сказал он. — В итоге я попал в бразильскую тюрьму, где меня чуть не убили.
— Так то в Бразилии, — возразил Уколов. — А Рим — совсем другое дело. Это Европа. Демократический режим, вежливые карабинеры на улицах, пиццерии и Колизей. Тишь да гладь.
Кремнев усмехнулся и кивнул:
— Угу. Пока какому-нибудь парню не взбрело в голову опробовать свой пистолет.
