– Ритка?.. – У него уже голова шла кругом.
– Все очень просто. Мама моя умерла, давно, и отец женился на молодой женщине, Маргарите. Обычная история, ты не находишь? Не хочу рассказывать тебе, как я переживала. Я чуть с ума не сошла от горя! Но самым ужасным было то, что я тогда была прописана в бабушкиной квартире, то есть на этой самой Трубной улице. Словом, после смерти моего отца в нашей квартире продолжала жить Маргарита, хотя по завещанию папина квартира принадлежит тоже мне, как и квартира на Трубной. Дело в том, что эта квартира, на Цветном бульваре, в свое время досталась моей маме от ее родителей, и Маргарита не имеет к ней никакого отношения. Однако не выселять же ее оттуда!
– Так ты жила на Цветном или на Трубной?
– Не поверишь, но я жила сразу в двух квартирах. Когда у меня отношения с Вадимом разлаживались, я шла ночевать к Маргарите, на Цветной бульвар. Она тогда еще не встретила Романа и вела себя тихо, как мышка, и вообще мы с ней ладили. Но я понимала, что долго так продолжаться не может, Маргарита – еще молодая женщина, она рано или поздно найдет себе кого-нибудь и, как я надеялась, переедет к своему новому мужу. Но все случилось совсем не так, как я хотела или планировала.
– Она привела своего приятеля в вашу квартиру? – усмехнулся Герман, не испытывая ровно никакого интереса к квартирным проблемам Нины. Правда, в голове его занозой засела фраза Нины, что позавчера она якобы убила свою мачеху.
– Именно. Она познакомилась с Романом, неким проходимцем, переехала к нему в однокомнатную квартиру в спальном районе, а сама стала сдавать мою каким-то людям! За две тысячи долларов в месяц!
– И даже с тобой не посоветовалась?
– Нет, она просто поставила меня перед фактом. К тому же она подарила этому своему Роману некоторые ценные вещи, принадлежавшие моему отцу, – коллекцию старинных часов, марок. И самое главное, она сильно изменилась, понимаешь? Сначала она была такой мышкой, как я уже сказала, со мной вежливо разговаривала, встречала меня с милой улыбкой, когда я приходила к ней, вернее – к себе домой! А тут вдруг… Откуда в ней появились эти ужимки, эта дерзость, грубость! Она сказала, что эта квартира теперь принадлежит им и все такое прочее.
– Все, спасибо за завтрак, гренки были очень вкусными. А теперь, Нина, извини, но мне не до твоих семейных проблем. Мне надо работать. И еще: совет. Хватит изводить меня своими сочинениями о каких-то убийствах. То ты мужа и его друга убила, то мачеху! Я понимаю, меня можно было разыграть один раз, к тому же ты показала мне пистолет, но теперь… Ты рассказываешь мне какие-то бредовые истории о своих многочисленных квартирах в центре Москвы, о мачехе… Ты в один день убила и мужа с его дружком, и мачеху? Вот просто так взяла и убила?
– Нет, не в один день, конечно. Мужа и его друга я убила позже.
– По-моему, ты не в себе!
– Подожди. Твой рояль от тебя никуда не денется. Я просто хотела сказать, что если меня схватят, то ты ничего не знаешь!
– Да я и так ничего не знаю. Но тебе, я думаю, нужна помощь психиатра.
– Ты просто не знаешь: они собирались убить меня! Я случайно подслушала их разговор. А хочешь, я покажу тебе пузырек с ядом, который Ритка дала Роману, чтобы он пригласил меня в кондитерскую и подлил яд в мой кофе?
Через пару минут на столе уже стояла склянка с темноватой жидкостью.
– Понятия не имею, как называется этот яд.
Герман затосковал. Он косился на Нину и понимал, что смотрит на нее уже не так, как прежде, что образ этой красивой девушки отравлен ее психическим нездоровьем. А это значит, что ей требуется помощь, но только не такая, какой она от него ждет, а совершенно другая. Ей нужен хороший доктор.
– Скажи, Нина, ты случайно не состоишь на учете у психиатра?
– Нет. Пока еще нет. Но я столько уже дел натворила, что, может, вскоре мне эта помощь – в смысле, психиатра – и потребуется.
Так захотелось позвонить Рубину и обо всем рассказать, что он стал глазами искать телефон. Сейчас, когда у него родилась мелодия и когда он так хотел работать, надо же было этой Нине придумать историю об убийстве своей мачехи!
– Ладно, забудь все, о чем я рассказала. Сейчас я приберусь в кухне и пойду в свою комнату, не стану тебе мешать.
Нет? Каково! Пойду в «свою» комнату!
Но Герман и это проглотил. Он сидел за столом, допивая кофе, и думал о том, что надо срочно что-то предпринять, пока его самого здесь не пристрелили.
– Нина! – крикнул он неожиданно громко, так, что сам испугался своего голоса.
– Да? Ты почему кричишь? Я же здесь, стою рядом с тобой, посуду мою. Не пугай меня!
– Ты должна отдать мне свой пистолет и эту бутылочку… с ядом. Уж извини, подруга, но после всех твоих рассказов у меня мороз идет по коже. Вижу, что тебе убить человека – ничего не стоит. А вдруг ты и меня тоже захочешь кокнуть? Мало того, что я приютил тебя, так еще ты изводишь меня своими фантазиями! Признайся, ты про мачеху все придумала?
– Нет, не придумала, – ответила она серьезным тоном.
– Допустим, что ты убила и мачеху. За то, что она посмела сдать твою квартиру. И ты полагаешь, что это серьезный мотив для убийства и что я к этому нормально отнесусь?
– Я не знаю, как именно ты к этому отнесешься, но я сказала тебе правду.
– А ты не могла, скажем, промолчать, вместо того чтобы нервировать меня своими идиотскими признаниями?
– Могла, наверное. Но у меня очень неспокойно на душе, я переживаю, а поскольку мы с тобой живем вместе, с кем я еще поделюсь такими вещами, как не с тобой?
– Понятно. Значит, так… Давай договоримся. Если тебе действительно нужно от кого-то спрятаться и я позволил тебе пожить у меня, то ты должна уважать меня, мои чувства и мой покой. Поэтому, если тебе и в следующий раз понадобится поделиться со мною своими впечатлениями об очередном совершенном тобою убийстве или тем более попытаться объяснить мне мотивы этих преступлений, я прошу тебя: избавь меня от этого! Мне надо работать, я тебе уже говорил.
– Хорошо-хорошо, я все поняла. Извини.
Она удалилась в «свою» спальню, а Герман, вконец расстроенный, взял телефон и вышел на крыльцо. Он даже не заметил холода, просто стоял, дышал свежим морозным воздухом и смотрел, как падает снег. Он даже и не падал, а летел – косо, густо, покрывая толстым слоем пространство вокруг дома, над которым трудилась все утро Нина. Удивительная девушка, с которой ему предстоит расстаться в самое ближайшее время. Не девушка, а какой-то дурман, наваждение!
Сумка, набитая деньгами. Оружие. Яд. Что со всем этим делать?
Стояла такая глубокая тишина, что Герману показалось, будто где-то там, наверху, медленно, со стоном дышит уставшее от холода и снега небо. И если в другие времена этого небесного дыхания не слышно из-за пения птиц, шелеста листвы, звуков музыки, которая постоянно звучит в его доме, то сейчас, когда дом, казалось, уснул, а листва давно осыпалась и превратилась в слой промерзшего тлена, Герман, задрав голову, слышал, казалось, звуки самого́ воздуха…
