– Заткнись! – оборвал его бригадир.
Автомобиль выехал на Дербеневскую набережную и замер возле автобусной остановки.
– Дай сюда ствол, – неожиданно потребовал Тихий.
Лицо Виктора окаменело.
– С какой стати? Я взял его из сейфа. Как обычно, – резко сказал он, не двигаясь.
– Дай сюда! – повторил Тихий.
В его руке появился пистолет, ствол которого был направлен на Коновалова.
– Или все закончится прямо здесь.
– Ты мне не доверяешь? – вкрадчиво полюбопытствовал Отставной.
– Не только тебе. Я никому никогда не доверяю. Даже собственной матери, – отрезал Тихий.
С холодной улыбкой Виктор протянул бригадиру «глок», который ночью вытащил из сейфа в квартире.
Тихий вынул обойму из рукоятки пистолета и тут же загнал туда новую, которую достал из внутреннего кармана. Затем он протянул оружие Виктору.
– Если вы мне не верите, то зачем поручили такое серьезное дело? – спросил тот.
– Слишком много вопросов для одного утра, – хмуро ответил Тихий.
Отставной отвернулся и невидяще глядел в окно. Небо начинало хмуриться.
– Как только сделаешь его, уходи во дворы по Павелецкому проезду, вдоль территории больницы. Скидываешь ствол, двигаешься к хозяйственному магазину, помнишь? Там начинается промзона, я тебя найду.
– Я помню.
– Я тебя найду, – ничего не выражающим голосом повторил бригадир.
Виктор лишь усмехнулся.
Через минуту они подъехали к больнице, расположенной рядом с набережной.
– Выходи! – приказал Тихий.
Виктор вылез из машины.
– Удачи, – обронил бригадир.
Отставной помахал ему рукой. Тихий посмотрел на киллера в зеркало заднего вида. Вместо лица белая маска с дырками для глаз. Затем его рука потянулась к бардачку. Там лежала портативная рация, пользующаяся популярностью у дальнобойщиков.
– Тайпан? – проговорил он. – Все по плану.
Начал накрапывать дождик, и Тихий включил дворники.
Утренняя пробежка
В отличие от Отставного Василий Николаевич этой ночью не смог сомкнуть глаз даже на пятнадцать минут. Впрочем, Кольцов и не пытался уснуть. Он просто лежал, прислушивался к мерному дыханию жены и меланхолично разглядывал потолок.
Вскоре за окном стало светлеть. Начал попискивать будильник в телефоне. Громкость сигнала постепенно нарастала, и Кольцов торопливо отключил его.
Министр испытывал громадное облегчение. Он поймал себя на мысли, что в последний раз подобные ощущения испытывал в университете, перед экзаменом, к которому был подготовлен не ахти как.
Он бесшумно встал, прошел в ванную и принял холодный душ. Затем быстро облачился в спортивный костюм, надел кепку, обул и зашнуровал кроссовки.
Перед тем как выйти, Кольцов бросил взгляд в зеркало. Ему не понравилась бледность кожи и неуверенность, проскользнувшая в его собственных глазах.
В его памяти всплыли слова супруги об упавшей фотографии.
Плохой знак?
– Все будет хорошо, – беззвучно произнес он одними губами и вышел из квартиры.
Половина шестого. Обычное время для его утренней пробежки.
Тихий припарковал автомобиль у набережной. Выйдя наружу, он бросил в реку обойму, которую несколько минут назад вынул из пистолета Отставного, и равнодушно взглянул на круги, расходившиеся после негромкого всплеска. Как будто рыба поднялась из глубины, вильнула хвостом и вновь ушла на дно.
Бригадир закурил, прикрыл ладонью сигарету от капель дождя и взглянул на часы. Кольцов уже наверняка вышел на улицу. Значит, до времени «Ч» остались считаные минуты. Может, даже секунды.
Он бросил окурок на асфальт и сел в машину.
Пора.
Кольцов размеренно бежал по мокрому тротуару, стараясь держаться выбранного темпа. Раньше, лет двадцать назад, он любил спринт, теперь же предпочитал марафоны. Короткие дистанции хороши для молодых, горячих, у которых энергия прет наружу. Длинные больше подходят для флегматиков, людей, которые идут к своей цели планомерно, шаг за шагом, экономя силы и дыхание.
Самое примечательное состояло в том, что после пяти-семи километров Василий Николаевич не чувствовал себя особенно усталым. Наоборот, бег словно заряжал его дополнительной порцией энергии, помогал ему пребывать в отличной форме весь день.
Он бежал, чувствуя, как колотится сердце, и думал о Павлове.
Этот адвокат сумасшедший или же очень самоуверенный человек, для которого риск – естественное состояние. Даже если степень такового зашкаливает, уходит за грань разумного.
Кольцов вдруг испытал желание расхохотаться.
Павлов безумен?
«А как насчет тебя самого, Василий Николаевич? – задал он себе вопрос. – Самый настоящий псих – это ты, потому что не изменил своей ежедневной привычке бегать по утрам. Даже невзирая на дождь и на предупреждение известного адвоката».
Небо заволокла свинцовая пелена. Дождь усилился, перешел в настоящий ливень.
Впереди у набережной темнела мужская фигура, замершая у парапета.
Кольцов почувствовал, как кончики его пальцев начали покалывать невидимые иголочки. Дыхание неожиданно сбилось, и он стал хватать ртом влажный воздух.
«Остановись! Павлов был прав. Поворачивай и лети обратно!» – внезапно заверещал внутренний голос, но министр громадным усилием воли заставил себя бежать.
Мужчина повернулся к нему. Василий Николаевич уже видел его лицо, напряженное до предела. Кольцову показалось, что он может разглядеть глаза незнакомца – пышущие жаром угли. Как в замедленной съемке, рука мужчины потянулась куда-то в глубь куртки. Меньше чем через секунду в руке у этого угрюмого типа оказался пистолет.
Василий Николаевич в растерянности остановился в паре метров от него. Вдалеке раскатисто прогремел гром, и Кольцов даже не понял, что эти звуки природного явления совпали с выстрелом.
Он вздрогнул. Ноги его подогнулись. Министр вскрикнул, опустился на колени, схватился за грудь и медленно завалился на асфальт лицом вниз. Раздался еще один выстрел, контрольный. Голова Василия Николаевича дернулась, и он затих. Из-под тела начали расплываться алые ручейки.
«Боже, прости меня», – подумал Отставной и сунул пистолет в куртку.
Руки его не тряслись, все было как обычно. Он далеко не в первый раз выполнял заказ, ликвидировал клиента.
Виктор бросил взгляд на Кольцова. Тот лежал в полной неподвижности, раскинув в стороны руки. Кепка слетела с его головы.
Все. Назад пути нет.
