Егор машинально потянулся к ней, но тут же отпрянул. За дверью раздались голоса. Он замер в сомнении: выйти навстречу или спрятаться? Лучше спрятаться. Понаблюдает, а там уж решит, как вести себя дальше.
Нырнув за кабана, под полку с крокодилом, он сумел втиснуться между стеной и диваном. Дверь распахнулась. Егор судорожно погасил фонарик. Кто-то вошел. Зажегся свет. Егор старался не дышать. Сколько их? Двое? Трое? Кажется, двое.
– Ваше высокопревосходительство, дело безотлагательное. Не хочу нагнетать, но в систему совершено проникновение, – произнесли почтительным басом.
– Опять партизаны?
– В том-то и дело, что нет.
– Как, интересно, тебя понимать? – Второй человек говорил баритоном, звучавшим резко и властно.
– Самое удивительное, что совершенно непонятно. Следов не осталось.
– Это невозможно, – отрезал баритон.
– Но, к сожалению, правда, – доложил встревоженный бас.
Глава III
Егор застыл на четвереньках ни жив ни мертв. Ноги от неудобной позы моментально затекли. Упиравшиеся в паркет колени начали ныть. Поменять бы положение. Но этого-то как раз и нельзя. Вошедшие могут засечь. С другой стороны, интересно, какие они, а из-за дивана ничего не разглядишь.
Мальчик начал осторожно перемещаться: рука, нога, рука, нога… Маневр удалось провести без малейшего шума. Это немного приободрило его. Высунувшись из-за спинки дивана, он поглядел поверх щетинистой спины кабана. Возле бильярда стояли двое мужчин. Один – тот самый Верховный правитель, которого ему продемонстрировала Зоя. Второго Егор видел впервые.
Невысокий, кругленький, с жестким медно-рыжим ежиком на голове и пышными рыжими усами. Одет в мышиного цвета мундир с серебряными эполетами. Брюки-галифе одного тона с кителем заправлены в черные сафьяновые сапоги. Широкий серебряный пояс обхватывал круглый объемный живот. На Константине был прежний синего цвета костюм, в котором Егор видел его несколько часов назад. Не желая больше рисковать, мальчик бесшумно уполз в свое убежище.
– Я не понимаю, как это возможно? – недоумевал Верховный правитель.
– Совершеннейшая загадка, – растерянно отвечал его собеседник. – После партизан лаз еще на несколько часов остается открытым. А тут сигнал прошел – и все.
– То есть вы даже не определили место проникновения? – грозно осведомился Константин Шестой.
– Не смогли, ваше высокопревосходительство. Техника оказалась бессильной. Зафиксирован лишь сам факт вторжения, а место не обнаружено. Потому я так и настаивал на конфиденциальности нашего разговора. Понимаете? Я боюсь, вдруг это… ОН? Тот, чье имя мне не хотелось бы называть.
– Хочешь сказать, мой братец Карл возвратился? С того света? – Верховный правитель сопроводил свою реплику свирепым хохотом.
– Ну, ваше высокопревосходительство, может статься, не он сам, – суетливо залепетал человек в форме. – Вы же помните: он принимал непосредственное участие в создании нашей системы. Если бы не его разработки… То есть мы, конечно, ее с тех пор под вашим мудрым руководством значительно усовершенствовали, однако ключевые параметры созданы им…
– Запомни, – оборвал его Константин. – Моего дорогого братца нет! Оттуда не возвращаются!
– Да, да, разумеется. Только тело-то мы так и не нашли.
– Это не важно, – вновь грубо перебил его Константин. – Он умер. Так же как и дорогая Лидия. В противном случае проявился бы гораздо раньше.
– Да. Наверное, – неохотно признал собеседник. – Но, может, после него остались какие-нибудь… – Ему вновь не удалось договорить.
– Мы же все уничтожили. Ты сам мне докладывал. Или врал?
– Что вы, что вы, ваше высокопревосходительство! – заверил человек в форме. – Просто очень странное происшествие.
– Может, сбой системы? Просигналила ложную тревогу?
– Будем надеяться, – ответил второй мужчина. – Другой версии у меня нет.
– Отдай приказ все тщательно проверить! – распорядился Верховный правитель.
– Уже сделано. Провели визуальную проверку. Система работает безукоризненно, – отрапортовал человек в форме. – Меня просто смущает, что это первая ложная тревога за много лет.
– И на старуху бывает проруха, – бросил Константин. – Климат, знаешь ли, меняется. Вероятно, напряжение полей сбилось, и цепь на какое-то мгновение замкнуло.
– Системные надзиратели утверждают, что это маловероятно, – сказал обладатель баса. – Один шанс из тысячи.
– То есть вероятность все-таки существует, – успокоился Верховный правитель. – В остальном обстановка спокойная?
Человек в форме кашлянул.
– Есть еще один вопрос. Деликатный.
– Докладывай.
Военный опять закашлялся.
– Василиса Власьевна снова на Зою жалуется. И на животное. Особенно на животное, – подчеркнул он.
– В чем конкретно проблема? – холодно полюбопытствовал Константин.
– Щерится, ваше высокопревосходительство, не подпускает.
– Зоя? – изумился Верховный правитель.
– Нет. Белка.
– Какое дело гувернантке до Белки? Она за Зоей следить приставлена.
– Так вот именно потому, что следить как следует не удается, – пояснил докладчик. – Василиса Власьевна убеждена, что она ее подстрекает.
– Зоя Белку? К чему? – Казалось, Верховный правитель несколько растерялся.
– Отнюдь нет, Белка Зою. У Василисы Власьевны создалось впечатление, что Белка имеет пагубное влияние на вашу племянницу.
– Чушь! – прикрикнул Константин. – Животное не может иметь влияние на человека, да еще к чему-то подстрекать. К чему именно Белка подстрекала мою племянницу?
Человек в форме замялся.
– Ну-у, если позволите, к скрытой форме открытого неповиновения. Зое на занятия надо, а она опаздывает. Форму отказывается носить.
Константин недобро хохотнул:
– Слушай, Орест, сдается мне, это у Василисы Власьевны слишком большое влияние на тебя. Девчонке двенадцать лет. Естественно, ей не хочется заниматься, а уж тем более носить форму. Ладно в школу бы ходила, но учится-то она дома.
– Форма дисциплинирует, – обиженно пробасил Орест. – А Василиса Власьевна, осмелюсь отметить, чрезвычайно преданный вашему высокопревосходительству человек. Понапрасну сомнений высказывать не станет.
– Ладно, я с Зоей поговорю. Пусть ведет себя достойно своего положения, – смилостивился Константин.
– А по поводу Белки? – с льстивой надеждой полюбопытствовал Орест.
– Белка остается! – рявкнул Константин. – Она у Зои давно. Это для нее память о родителях. Между прочим, нянька никогда на нее не жаловалась.
