Еще хуже было то, что у них появились разногласия во взглядах на войну, и это отражало зарождающиеся различия в мировоззрении. Для Тура солдат по-прежнему был антигероем, символом отвергаемого им мира. Для Лив после войны солдат стал героем, символом чего-то очень важного
.
Тур видел войну вблизи. Западные державы выиграли ее, и он гордился тем, что внес в это свою лепту. Однако он был уверен в том, что союзники победили не благодаря умелому ведению боевых действий, а потому что немцы воевали еще хуже
. С точки зрения Тура, победа не решила главную проблему: общество как было, так и осталось больным, — убийство многих миллионов человек не сделало его здоровее.
Лив не сталкивалась с ужасами войны, она жила в стране, где солдата превратили в идола, а оружие — в часть национальной души. По мнению Тура, она идеализировала солдат именно потому, что никогда не видела настоящей войны
.
И если война сделала Тура еще большим антимилитаристом, чем раньше, то Лив двигалась в противоположную сторону. Поэтому война для них превратилась, к обоюдному изумлению, в трудную тему для разговора.
Вновь возникал вопрос — на что они будут жить? Мать двоих детей, Лив больше чем когда-либо ранее хотела быть уверенной в завтрашнем дне — ей надоело жить в постоянном напряжении. Во время войны вышли новое издание книги Тура о Фату-Хиве и ее перевод на датский язык. Таким образом, по возвращении домой их ждали кое-какие деньги. Кроме того, Тур получил от отца из Ларвика ценные бумаги в счет будущего наследства. А что дальше?
После возвращения домой в Норвегию семья отпраздновала дни рождения маленького Тура и малыша Бамсе — им исполнилось семь и пять лет. Они и раньше были озорниками, а сейчас требовали усиленного внимания. Но поскольку рукопись стояла как стена между Туром и мальчишками, все родительские обязанности легли на Лив. В силу необходимости она больше занималась сыновьями, чем Туром, и уже не успевала перепечатывать на машинке то, что он писал от руки
. У Тура же возникло впечатление, что Лив уже не разделяет его идей. Противоречия накапливались, и понемногу чувства, которые они испытывали друг к другу, начали осла бевать. К весне Тур почувствовал, что Лив охладела к нему
. Новый медовый месяц, которого он так ждал, не наступил.
Братья. Тур-младший и Бамсе отметили по прибытию в Норвегию седьмой и пятый дни рождения
Однако вместо того, чтобы заметить «бревно» в собственном глазу, он стал сваливать вину на свою мать.
«Она имела на Лив огромное влияние, <…> и Лив испытывала к ней огромное уважение. <…> Так что когда мы с Лив расходились во мнениях насчет воспитания детей, она всегда слушалась мою мать. А я чувствовал себя униженным. <…> Под влиянием матери они объединялись… <…> и относились ко мне как к мальчишке, а не как к отцу сыновей»
.
Ему вспомнились детские обиды. Как отец тайком прокрадывался к его кровати и они вместе читали «Отче наш», а мать приходила и разрушала их идиллию, недовольно спрашивая отца, чему это он учит ребенка. Тур помнил теплоту и радость, возникавшую во время этой молитвы, и с некоторых пор стал приходить перед сном к маленькому Туру и Бамсе, чтобы прочитать молитву
в надежде на то, что они почувствуют такое же тепло. Лив это не нравилось. Она считала, что вопрос веры мальчики должны решить для себя сами
.
Тур не был ревностным христианином, но все же он был шокирован, когда в один прекрасный день выяснилось, что Лив во время пребывания в США стала атеисткой
. Он не верил в церковь, но признавал существование во вселенной некоей духовной силы, причем силы доброжелательной. Лив решила быть последовательной и официально вышла из государственной церкви
[30]
. Туру подобное в голову не приходило, хотя в конфликт со священниками и церковью он вступил очень давно — еще когда подростком готовился к конфирмации.
Причины изменения взглядов Лив, возможно, следует искать в атмосфере, царившей в доме судовладельца Ульсена. Супруги Генриетте и Томас Ульсен придерживались христианских заповедей, но особой религиозностью не отличались. По воскресеньям их не видели в церкви, а если в доме заходил разговор о христианстве, то только потому что судовладелец ненавидел иезуитов и любил порассуждать о зле, которое они натворили на протяжении истории
. А, может быть, на Лив оказал влияние американский материализм: ведь она всегда была рационально мыслящим человеком.
В марте 1946 года, когда они вместе пробыли дома уже полгода, к ним приехал в гости Арнольд Якоби, друг детства Тура. Он пробыл в Рустахогде целую неделю, и вечерами они с Туром сидели у камина и разговаривали; в эти дни Тур как раз заканчивал работу над рукописью. В своей книге о Туре Хейердале Якоби описал свои впечатления от этих встреч:
«Война наложила свой отпечаток на всех нас — Лив это коснулось меньше, но все же ощутимо. Годы испытаний забрали у нее часть кипучей, бьющей через край энергии и взамен дали ей зрелость и самостоятельность. Тур все еще оставался культурным дикарем, сохранившим юношеское обаяние, но утратившим последние остатки неуверенности. Какая-то особая динамичность, которая раньше проявлялась лишь изредка, стала его основной чертой»
.
С появившимся у Лив стремлением к самостоятельности ее супруг никак не мог примириться. На Фату-Хиве и в Белла-Куле Тур считал себя образцовым главой семейства
. Сейчас он уже не мог играть эту роль. Лив больше не хотела уступать ему просто так, и это раздражало его.
То, что Лив находилась под влиянием своей сильной по характеру свекрови, не подлежит сомнению. Однако утверждать, что она стала жертвой стремления Алисон к господству над окружающими, по меньшей мере странно.
В последние три года войны Лив в отсутствие Тура вынуждена была сама принимать решения, касающиеся ее самой и жизни ее детей. Кое-что из того, что она делала, шло наперекор ценностям, которых придерживался Тур. Когда Лив возвратилась домой, она продолжала действовать в том же духе, оставив за собой право иметь собственное мнение по вопросам политики и религии.
Лив была доброжелательным, общительным человеком; эти качества особенно проявились в гостеприимной атмосфере американского дома Ульсенов. Однако она много болела и порой ее тяготила зависимость от своих благодетелей. Она предпочитала справляться с трудностями сама и действовала по возможности самостоятельно. Трудности закалили Лив, и по возвращении в Норвегию она была уже совсем другим человеком — мужественным и независимым в суждениях. Когда-то она стремилась угождать Туру, чтобы сделать его счастливым. Желание видеть мужа счастливым не исчезло, но угождать ему она больше не хотела.
«Отец чувствовал новую роль матери. А ему была нужна женщина, над которой он мог бы главенствовать. Ему было трудно признать, что во время войны мать справилась с трудностями без него, — сказал Тур Хейердал-младший в беседе с автором этих строк. — Отцу был нужен молниеотвод, и он частенько обвинял ее в вещах, в которых она совсем не была виновата. Мать не могла с этим примириться. Она охладела к нему — после всей его ругани она уже не могла быть нежной и заботливой».
