Вздохнув, Наталия извлекла из принесенной ею же сумки рулон пластиковых пакетов, оторвала один и стала складывать в него свои испачканные кровью шмотки. От них придется избавиться, однако она и так планировала выбросить их после того, как зароет тело Олеси в приготовленной могиле в лесополосе.
Однако теперь, с учетом экстраординарных обстоятельств, пришлось делать это намного раньше.
Затем Наталия критически осмотрела квартиру. Вот теперь вызывать полицию было точно поздно! Потому как ей будет сложно объяснить, отчего она, завидев огромную лужу крови, решила сначала тщательно вымыться и только после этого сообщить о жутком преступлении в квартире дальней родственницы.
Конечно, ей, вероятно, поверят, более того, на нее вряд ли падет подозрение. Однако ее возьмут на заметку. А этого Наталии очень не хотелось.
Поэтому она приняла единственно верное, по ее мнению, в данной ситуации решение. Она должна уничтожить все следы кровавого убийства в квартире Олеси! Убийства, совершенного кем-то иным!
Она отыскала ведро, тряпку, моющие средства и принялась за работу. Хорошо, что у Олеси имелись длинные, почти по локоть, резиновые перчатки для мытья посуды – натянув их, писательница Хрипунова начала уничтожать следы чужого преступления.
По мере того как в спальне, коридоре и ванной исчезали следы крови, повышалось и настроение Наталии. Итак, Олеся мертва, и она к этому не причастна! Однако если ее кто-то застукает за этим интересным занятием, то, конечно же, не поверит, что она не имеет отношения к кровавой бойне, имевшей место в квартире.
Однако ее никто не застукает, потому как Олеся была мертва, а ни у кого другого, кроме нее самой, не было ключей от квартиры девицы. Ни у кого – кроме убийцы!
Темная от впитавшейся крови тряпка выскользнула из рук Наталии и с шумом плюхнулась в ведро, наполненное кровавой водой. Брызги полетели Наталии в лицо, она вытерла их и выступивший на лице обильный пот (несмотря на то что трудилась она в исподнем) и подумала, что ей после генеральной уборки все равно придется еще раз принять душ, причем, вероятно, даже два раза: на скорую руку здесь и еще раз у себя дома. Хотя там она может полежать в заполненной ароматными маслами ванне.
Господи, о чем это она снова думает?
Вынув и выжав тряпку, Наталия ускорила темп. Да, у убийцы имелся ключ, потому как ключа Олеси в квартире не было – она в этом убедилась. Разве что он был где-то спрятан, что она исключала, кроме того, она ведь проникла в запертую на два оборота квартиру, значит, тот, кто унес тело, взял с собой и ключ.
Логично? Логично! Не зря она была создательницей триллеров. Гм, ею была, конечно, покойная Олеся, однако выходили они под ее, Наталии, именем!
Итак, неизвестный убийца, который укокошил Олесю, а потом забрал ее тело. Но как он его смог вывезти в четверг, ранним майским вечером, когда на улице полно возвращающихся с работы соседей, играющих детей, воркующих на лавочках бабуль?
Наталия вдруг опять чуть не выпустила тряпку из рук. Ну конечно, неприметный белый фургон с каким-то веселым логотипом, который как раз отчаливал от дома и едва ее не переехал, когда она подходила к жилищу Олеси.
Это и был убийца, как и она сама, не придумавший ничего более оригинального, чем замаскироваться под службу доставки.
Наталия попыталась припомнить, кого она видела за рулем. Какой-то непонятный субъект в натянутой по самые глаза бейсболке и круглых темных очках. Она не обратила на него внимания и не могла даже сказать, был ли это мужчина или женщина. Все же, вероятно, мужчина, вряд ли женщина могла устроить такое кровавое свинство. А если и могла, то могла ли женщина спустить в лифте тело Олеси?
А разве она сама не собиралась вывезти труп своей литературной зомбячки, завернутый в черные пластиковые пакеты, на ручной тележке?
Значит, могла…
Наталия еще раз напряглась, пытаясь вспомнить, что за логотип был на боку фургона. Впрочем, наверняка фургон был или угнанный, или логотип принадлежал вымышленной фирме. Или подлинной, но никак не связанной с убийцей.
Или все же связанной?
Наталия поняла, что вспомнить не может, однако не расстроилась. Свидетелей-то было много! Кто-то должен был обратить внимание, кто-то должен был заприметить логотип.
Картина кровавого происшествия вырисовывалась более-менее стройная, однако Наталия никак не могла понять: кто пожелал убить Олесю? Нет, конечно, она и сама была не прочь, но ведь она плотно общалась с мерзавкой (да, о мертвых или хорошо, или ничего, однако Олеся даже мертвой была и оставалась мерзавкой) и имела свои причины, причем более чем весомые, чтобы желать гибели своей алчной родственницы.
Но ведь помимо нее Олеся ни с кем не общалась, ведя крайне замкнутый образ жизни! Хотя…
Хотя что она вообще знала об Олесе и о том, чем та занималась все эти годы в свободное от написания триллеров для нее, Наталии, время?
Вот именно – практически ничего! Ее это, честно говоря, никогда и не интересовало, и Наталия вдруг поняла, что Олеся никогда об этом и не распространялась.
Мысль Наталии заработала с утроенной силой, и, дотирая ламинат в спальне, женщина разрабатывала возможные версии случившегося.
Предположим, у Олеси был любовник, который ее прибил. Или даже любовница! Наталия никогда раньше не задумывалась о сексуальных предпочтениях Олеси, однако теперь допускала, что та могла быть лесбиянкой. Или, к примеру, связаться с отвязными любителями садомазо-забав, которые ее в итоге и порешили.
Хотя зачем идти так далеко – девяносто процентов самых зверских убийств совершается ближайшими родственниками. Таковых у Олеси было два, два братца, причем один сидел в тюрьме и, если он оттуда не сбежал, должен был провести там еще долгие годы.
Наталия задумалась, сообщили ли бы ей о том, что братец Олеси сбежал. Ну, не ей, а самой Олесе? Вероятно, все же да, а Олеся бы наверняка рассказала об этом ей. Тем более что добраться до Москвы на перекладных из Мордовии или Удмуртии (или где там отбывал свое заслуженное наказание братец) за один-два дня было малореально, но не невозможно. Тем более нерасторопные органы могли поставить в известность о факте побега лишь спустя какое-то время после случившегося.
Однако отчего братец решил в таком случае убить сестренку, бывшую для него светом в окошке, регулярно писавшую ему и посылавшую гостинцы и деньги и требующую от Наталии покрытия всех, в том числе и почтовых, расходов?
Конечно, беглый зэк мог всякое отчебучить, однако в таком случае он, прирезав родную сестру, которая, скажем, отказалась прятать его у себя, просто-напросто бы удрал или бы засел в квартире сестры. Однако у него не было бы приготовленного заранее фургона с логотипом и ручной тележки для транспортировки трупа. Все это, как ни крути, свидетельствовало не о спонтанном, а о тщательно подготовленном преступлении.
