– Ого! – на сей раз, удивилась Маша.
– Вот тебе и «ого»! – Дима был очень рад, что хоть чем-то смог потрясти сестру.
– Никогда не думала, что ты столько всего знаешь про похороны, – искренне восхитилась Маша.
– Я вообще много знаю, – не преминул заметить брат.
В другое время Маша непременно отпустила бы в ответ какую-нибудь колкость. Однако сейчас она лишь молча смотрела на Диму.
– Значит, ты думаешь, это нормально, когда могила без имени?
Ну, может, и не совсем нормально, но само по себе объяснимо. У этой женщины вполне могла от несчастной любви крыша съехать. Вот она перед смертью и велела поставить себе такое надгробие.
– Скорее у ее возлюбленного крыша с горя съехала, – усмехнулась Маша. – И он ей забацал памятник с голубкой. А Симочка…
– У нее с крышей, по-моему, полный порядок, – перебил Дима. – А вот с совестью…
– Надеюсь, она ничего не замышляет против Ковровой-Водкиной? – испугалась сестра.
– Откуда я знаю, – пожал плечами Дима. – Зачем-то ведь она у Натальи Владимировны появилась.
– И, похоже, в ближайшее время не собирается отсюда уезжать, – заметила Маша.
– Откуда ты знаешь, что не собирается? – не понял Дима.
– Ты не видел, как она Коврову-Водкину настраивает против Филимоновны? – начала объяснять Маша. – Такие, как Симочка, зря стараться не будут.
– Может, она просто вредная, – выдвинул свою версию Дима.
– Даже если и так, она бы не стала взваливать на себя заботу о Наталье Владимировне, – с чисто женской проницательностью отметила Maшa.
– При чем тут забота? – не понял Дима.
– При том, что если Филимоновна обидится и уйдет, заниматься хозяйством придется Симочке, – растолковала сестра. – Это меня и настораживает.
– Почему настораживает? – уставился на нее брат.
– Потому что если бы, предположим, Симочке просто захотелось на халяву провести летние месяцы в Красных Горах, она, наоборот, с Филимоновны пылинки бы сдувала.
– Теперь врубился, – кивнул Дима.
– Наконец-то.
– Ты хочешь сказать, что ей не нужны свидетели? – разволновался брат.
– Именно, – подтвердила девочка. – Филимоновна за сохранность имущества Ковровой-Водкиной голову готова сложить.
– Да уж, – усмехнулся Дима. – И за саму Коврову-Водкину тоже.
– А главное, у нее на даче есть, чем поживиться, – добавила Маша.
– Это точно.
– Второй муж Натальи Владимировны, знаменитый хирург Вадим Леонардович Водкин, увлекался живописью и антиквариатом. Поэтому дача Ковровой-Водкиной была похожа на музей. Много раз дочь Светлана и ее супруг Арнольдик уговаривали старуху перевезти хоть часть ценной коллекции в московскую квартиру. Однако Наталья Владимировна на это отвечала: «Я лично собираюсь дожить свой век в привычной обстановке. А уж после моей кончины делайте, что хотите».
– Ты думаешь, Симочка… – начал брат.
– Еще не знаю, – честно ответила Маша. – Но пока что все на ней сходится. Людовна появляется через много лет после ссоры, а на кладбище в это время возникает безымянная могила с совсем не дешевым памятником, – она загнула один палец. – Теперь Симочка выживает Филимоновну, – загнула она второй.
– Слушай! – воскликнул Дима. – А Людовна случайно сюда не наведывалась, когда возлюбленного Голубки взорвали?
– Надо проверить, – ответила девочка.
– Как? – растерялся Дима.
– Может, бабушка ее в это время тут видела, – отозвалась сестра.
– Или когда второй мужик пропал, – у Димы дрогнул голос.
– Какой второй? – совершенно запуталась Маша.
– Которого в овраге нашли, – напомнил брат. – Может, это Симочка его…
– Ну, уж нет, – едва вспомнив тщедушную Людовну, возразила сестра. – Убить она вряд ли кого-то могла. Но вот связана…
– Где бабушка? – вскочил Дима.
– Не вздумай больше сегодня ее расспрашивать, – жестом остановила его Маша.
– Друзья мои! – раздалось в это время снизу. – Вы в душ собираетесь? Или я отключу колонку.
– Отключай, – крикнула Маша.
– И чего она так боится? – усмехнулся Дима.
– Старые люди с техникой не в ладу, – ответила Маша.
Бабушка всегда отключала на ночь газовую колонку. И вообще перекрывала весь газ на даче.
– Спокойной ночи! – крикнула Анна Константиновна. – Вам, между прочим, тоже пора ложиться!
– Сейчас! – откликнулась Маша.
– Уже ложусь, – автоматически отозвался брат.
Он всегда говорил, что уже ложится. Даже если в это время был поглощен каким-нибудь важным делом.
Маша в который раз за сегодняшний вечер подошла к окну. Старая часовня Борских притягивала ее, будто магнитом. Впрочем, на этот шпиль они с Димой всегда смотрели еще с раннего детства.
– Ты что там разглядываешь?
Подойдя к окну, он встал рядом с сестрой. Впрочем, он мог и не спрашивать. Там, за лесом и шпилем, который маячил в июньских сумерках, находилось старое кладбище.
– Думаешь, с этой Голубкой и впрямь что-то связано? – шепнул Дима на ухо Маше.
– Еще бы. Три смерти.
– Почему три? – не понял брат. – Одного мужика взорвали, второго нашли в овраге. Кто третий?
– Ты про Голубку забыл, – напомнила Маша.
– Действительно, – вынужден был согласиться брат. – Но она же сама умерла.
– Какая разница, – прошептала девочка. – И вообще, кто знает?
– Давай позвоним Петьке, – предложил Дима.
– У него, наверное, уже все спят, – откликнулась Маша. – Без пяти двенадцать, – поглядела она на часы.
– Тогда придется ждать до завтра, – смирился брат.
Он сладко зевнул и вытянулся на кровати.
– Хоть бы разделся или ботинки снял, – покачала головой сестра.
– Я все равно пока не могу заснуть, – еще раз зевнул Дима.
– Выясним завтра утром у бабушки, не появлялась ли Симочка в Красных Горах зимой, – Маша уже строила планы на следующий день.
Дима не отвечал.
– Ты меня слышишь? – спросила сестра.
Молчание. Она подошла вплотную к кровати. Брат крепко спал.
– А говорил, не заснет! – Маша пожала плечами и отправилась в свою комнату.
Наутро, едва принявшись за завтрак, близнецы приступили к новым расспросам о Симочке.
– Господи! – всплеснула руками бабушка. – Что интересного вы нашли в этой Симочке?
