На древнегреческих гробницах запечатлевалось в камне последнее движение. Мать, передающая своего младенца кому-то в мире живых. Отец, машущий рукой живым сыновьям на прощание. Жена, тянущаяся к своему мужу, который дожидается ее в загробном мире – и встает ей навстречу.
Ты представил себе Ребекку, вырезанную в камне.
Она держала за руки тебя и Джорджа, но у нее не было лица, потому что лицо – это воспоминание, которое никому не под силу воссоздать во всей его целостности.
Затем ты вдруг оказался на ее улице. И в безрассудном порыве скорби вскинул голову, надеясь увидеть, как она стоит на балконе и ждет тебя.
Глава сорок пятая
Ее дом исчез. От него не осталось и следа. На этом месте теперь возвышался другой – многоквартирный пятнадцатиэтажный дом с узкими окнами. И балконами с черными перилами. Парусиновые навесы над ними были стального цвета. Ни тебе ветхого драного тряпья, колышущегося на проржавевших балкончиках в лучах закатного солнца. Ни собак, дремлющих в дверных проемах. Вместо увядших и увядающих цветов – ровные ряды ядовито-зеленых искусственных кустарников.
Была там и подземная парковка. На нее указывал знак. Парадная дверь с виду была тяжелая. Камерный и видеомонитор обеспечивали безопасный проход во входную галерею.
Ты ожидал застать все те же палатки, обломки каменной кладки, брошенные машины, тлеющие огоньки небольших пожаров.
Тут ты глянул на свои ноги и увидел муравьев – они были повсюду.
Они облепили твои ноги. Ты отскочил в сторону и стряхнул их с ног. И двинулся дальше.
Все стало другим – кроме тебя.
Ты миновал ресторанчик, где когда-то посетители, покуривая, играли в нарды. Правда, теперь он превратился в сверкающее лоском современное кафе с дюжиной плоскоэкранных телевизоров. Старики, взгромоздясь на табуреты, скребли защитные полоски на билетах моментальной лотереи и следили по электронной контрольной панели за чередой постоянно меняющихся цифр. Подростки, примостившись за пластмассовыми столиками, давили на кнопки мобильных телефонов. Старую мраморную барменскую стойку заменили на круглую стеклянную будку с торчащим изнутри лицом. Старики потягивали кофе из пластмассовых стаканчиков. Вместо пыльных трубок-светильников теперь ярко сверкали новенькие жужжащие светодиодные трубки.
Ты пошел дальше. Светила луна – блеклая и плоская.
Низенькая стена, грозящая осыпаться сверху, была испещрена каракулями и какой-то мазней. Ты подошел к стене, прикоснулся к ней. И почувствовал слабый отклик города, который когда-то любил.
Ты остановился у ресторанчика, куда тебя однажды водила Ребекка.
В окно ты увидел, что главный зал был как будто закрыт. На столиках стояли перевернутые стулья. В уголках, где когда-то вы с Ребеккой сиживали в плетеных креслах и разговаривали допоздна, валялись рабочие инструменты и всякое тряпье. Ей нравилось курить твои сигареты. Тогда ее улица была заставлена мусорными баками, и под ними спали собаки. Баки оставались открытыми, и сверху по ним, по самому краешку, чудом сохраняя равновесие, лазали бездомные кошки. Крались они осторожно и бесшумно.
Колдовавший в ресторанчике у жаровни повар бросил на тебя подозрительный взгляд. Ты вошел и попросил порцию сувлаки. Он наклонил голову и взял из стопки лавашей одну лепешку. Потом повернулся к жаровне и нарезал немного мяса. Сдобрив мясо, вместе с картошкой фри, йогуртом, он завернул все это в лепешку и передал тебе в бумажном кульке.
Ты осведомился, можно ли где-нибудь присесть. Он кивнул – на греческий манер, что означало нет.
Ты смутился.
– Вон там, – буркнул он, указав ножом на гору коробок, стареньких компьютеров и пластмассовых ящиков, заполонявших уголок, где когда-то обреталась твоя любовь.
Ты ел, стоя за дверью. Мимо тебя сновали люди. Сув-лаки был чуть теплый и очень вкусный. Но каждый кусок застревал у тебя в горле. Насытившись, ты купил в палатке сигарет и направился обратно к ее дому. Сидя на лестнице, ты дымил без передыху, хотя до этого не курил целых два года. Потом ты прилег и расплакался – бесшумно, прикрыв лицо ладонью.
А когда открыл глаза, было уже темно. Ты уснул. Тебя растолкали. Двое полицейских. Один из них, с дубинкой, что-то сказал. Другой рассмеялся. Потом спросил по-английски, что ты тут забыл.
– Просто спал, – сказал ты.
– Вы здесь живете? – поинтересовался тот, что с дубинкой, обводя ею балконы.
– Жил когда-то.
Они перебросились парой слов, потом стали прислушиваться к своим рациям. Их любопытство к тебе, похоже, остыло.
Полицейский без дубинки достал блокнот.
– А теперь вы где проживаете – в гостинице или снимаете квартиру здесь, в Афинах?
Ты кивнул.
– У вас есть документы?
– В гостинице.
– Тогда пошли.
Они подняли тебя, проводили к синей полицейской машинке. Усадили на заднее сиденье, а сами разместились спереди. Потом закурили и быстро затараторили по-гречески – правда, о чем они говорили, ты не понял.
Полицейский с дубинкой сидел за рулем. А его напарник наблюдал за тобой в зеркало заднего вида.
– Вы хотели кого-то проведать?
– Да, – сказал ты.
От табачного дыма тебе стало тошно.
Они посмотрели на тебя и малость стушевались, словно не зная, как быть дальше.
– И кого же? – спросил тот, что был за рулем, сменив презрение на неподдельное любопытство.
– Девушку, которая там жила.
– Ее не было дома?
– Она там больше не живет.
Они оба кивнули.
– Я просто скучаю по ней, вот и все.
– Любовь с гречанкой – дело мудреное, – сказал полицейский за рулем, – особенно для иностранца.
Его напарник предложил тебе сигарету. Ты закурил – и тебе стало хуже.
Когда вы подъехали к гостинице, они велели тебе выйти из машины.
– А как же документы?
– Забудьте.
Ты заперся в своем номере, сбросил с себя одежду. Голышом опустился в ванну. Открыл оба крана – полилась вода, едва теплая. Потом она стала совсем холодная. Ноги и живот у тебя вдруг пошли пятнами.
Ты протянул руку, выключил оба крана. И так и остался сидеть, дрожа всем телом, в воде, заполнившей ванну лишь на несколько дюймов. В свечении светодиодных ламп у тебя на лице проступили красные прожилки. Руки загорели на солнце. Под ногтями было черно. Тебе захотелось выбраться из ванны, но ты даже не смог пошевельнуться.
У тебя появилось необоримое ощущение тошноты, подступающей к горлу. Дрожали руки… Обжигающий жар… Ты выскочил из ледяной воды – подскользнулся и упал, больно ударившись о мраморную плитку. И тут тебя вывернуло наизнанку с протяжным омерзительным рыком.
