– Я? – с грустью проговорил Джордж.
– Ты, наверно, великий гений, хотя сам того не знаешь.
Джордж рассмеялся. Внезапно они остались на палубе только втроем.
– Если природа всех вещей разумна, – изрек Джордж, глядя через плечо Ребекки, – она разделяет свои способности со всяким разумным существом, и одна из таких способностей, которыми она оделила и нас, заключается в следующем: как только разумное существо обращает любое препятствие или противоречие в свою пользу, как только это самое разумное существо распределяет их по своим местам на причудливой мозаике судьбы, а потом вбирает все это в себя, оно обретает способность ставить всякую преграду себе на службу – использовать ее для преуспеяния в своих собственных устремлениях.
– Ты это о чем, великий оратор? – изумилась Ребекка.
– О том, что ошибок не бывает, – пояснил Генри. – Снимаю шляпу, Джордж.
Джордж поклонился – и они вошли в маленькую гавань неведомой земли.
Глава тридцать первая
Когда суденышко лизнуло бортом старые грузовые покрышки с краю причала, Генри стал рассказывать, как в древние времена благодаря своему географическому положению остров Эгина стал могущественной державой, но стоило эгинянам заключить союз со Спартой, как греки в конце концов нашли повод, чтобы их уничтожить.
– Была у них и своя монета, – прибавил он. – Первые монеты в Европе, предположительно, чеканились на Эгине – на них еще были такие маленькие черепашки, – так что, ежели найдете хоть одну, отдайте, пожалуйста, мне.
На причале сидели на перевернутых вверх дном корзинах рыбаки – они чинили сети. У них за спиной стояли старухи – они разговаривали со своими детьми по мобильным телефонам.
– Что дальше? – спросил Джордж.
Ребекка ухмыльнулась.
– Из-за вечно жаждущих фисташковых деревьев уровень грунтовых вод здесь ежегодно падает на несколько футов.
Генри недоверчиво воззрился на нее.
– А ты откуда знаешь?
– Орехи растут на деревьях? – спросил Джордж.
– Из одного документального фильма, его показывают в Air France на всех средиземноморских линиях, – ответила она.
С катера они направились прямиком на кипучий рынок, располагавшийся вдоль двух главных улиц Эгины. На площади яблоку негде было упасть. Сзади на них давили приземистые кумушки в черном.
– Давайте купим еды и двинем на пляж, – предложила Ребекка.
– Прекрасно! – согласился Джордж. – Я беру фрукты.
– Фрукты у нас уже есть – может, купишь рыбы? – сказала Ребекка.
– Рыба сгодится вполне, – заметил Генри. – Куплю-как я одну из этих штучек, зажаренных на гриле… а нет, так перекусим суши.
– Вижу, тут можно взять напрокат мопеды, – сказал Джордж, указывая на стоявшие в ряд обшарпанные мотоциклы с табличками, на которых были указаны расценки на прокат.
В длинной череде мотороллеров нашлась только пара мопедов, которые, как ни странно, были на ходу. Ребекка потребовала себе отдельный мопед, так что Джорджу с Генри пришлось довольствоваться одним на двоих, который просел под ними так низко, что хозяин прокатной конторы поглядел на них с опаской, хотя желание Ребекки иметь свой собственный мопед он одобрил и напоследок посоветовал им сильно не разгоняться. Генри с Джорджем сменяли друг друга за рулем по очереди: они останавливались и пересаживались в местах, которые, как им казалось, представляют собой хоть мало-мальский интерес с точки зрения археологии.
Миновав несколько скалистых бухточек, совсем непригодных для купания, Ребекка наконец заметила уютное местечко, похожее на скрытый пляж, хотя на картах его не было: там была указана лишь длинная гряда высоких скал. Туда вела даже не дорога, а скорее тропинка, змеившаяся меж опаленных солнцем, пожелтевших камней. Они очень медленно спускались по изломанному, растрескавшемуся склону под рокот двигателей. Когда они добрались до обрывистого спуска между скалами, Джордж объявил, что дальше лучше идти пешком, чтобы не подвергать смертельной опасности жизнь выдающегося английского археолога. Ребекка согласилась с тем, что это неплохая мысль, – и вслед за тем они около получаса спускались по крутому склону к тонкой полоске пляжа, который уже проглядывал из-под нависающими над ним скальными выступами. Заметили они и несколько зияющих пещер, которые Джордж, как он заявил, собрался исследовать после обеда.
– Ничего, что мы оставили мопеды наверху? – спросил Генри, глянув наверх.
– А что, разве ты не оплатил страховку? – пошутила Ребекка.
– Оплатил, конечно… да еще какую, на всякий случай.
– Тогда все в порядке, – рассмеялась она, приглашая обоих спутников двигаться дальше.
– Надеюсь, – сказал Генри, – твоими бы молитвами.
Песок на скале был очень мелкий – они утопали в нем по щиколотку. И, когда с оглядкой дотащились до края выступа, на что у них ушло минут двадцать, пляж предстал перед ними во всей своей красе. Песок там был такой белый, что издали походил на снег.
Когда они наконец туда добрались, Джордж сбросил с плеча сумку со снедью и полотенцами, разделся до плавок, которые были на нем под хлопчатобумажными слаксами и которые ему одолжил Генри. И, кинувшись в море, быстро поплыл прочь от берега.
Едва ступив в прозрачные воды, Генри почувствовал неодолимое желание окунуться с головой. Он заходил все глубже, потом зажал нос и опрокинулся навзничь. В тот самый миг, когда волны поглотили его целиком, на него нахлынули мысли, давние-давние раздумья, которые он осознавал, но не мог выразить: ему все никак не удавалось нащупать кончики этой длинной нити из размотавшегося клубка.
Через несколько мгновений он всплыл на поверхность, оттолкнувшись от песчаного дна, и принялся вспенивать воду с невероятной силой – словно вдруг увидел грядущее, получив откровение свыше.
Поплескавшись еще немного, Генри с Джорджем уловили аромат испеченного на одноразовом гриле осьминога с сардинами и поплыли к берегу. Ноги у них были в песке. Они втроем выжали по половинке лимона на молочно-белую тушку осьминога.
После обеда Ребекка медленно вошла в море.
Генри, сидя на берегу, наблюдал за нею.
– Может, счастье и правда в том, чтобы встретить подходящих людей в подходящее время.
– Где же таких встретишь? – сказал Джордж.
– Собьешь случайно – и вот тебе, пожалуйста.
Джорджа разобрало любопытство.
– Значит, говоришь, главное – встретить подходящих людей… но разве можно кого-то любить по-настоящему без самозабвения?
Генри, похоже, смутился.
– Разве можно полюбить человека, не испытывая к нему всеобъемлющей любви, которая живет в тебе еще до того, как ты с ним повстречался? – сказал Джордж.
