Он наблюдал, как из дверей высыпают толпой пассажиры, высматривая между ними брешь, чтобы протиснуться в вагон. И тут вдруг прямо перед ним возникла Ребекка с букетом белых цветов.
– Ребекка!
Она как будто удивилась. Какой же у нее красивый разрез глаз!
Джордж старался держаться прямо.
– Прости, если напугал, – проговорил он запинаясь.
– Джордж, что ты тут делаешь?
– Да вот, надо было забрать кое-какие служебные документы из библиотеки, это здесь, неподалеку. – Он махнул рукой влево, а потом посмотрел в другую сторону и махнул уже вправо.
– Ты бывала там когда-нибудь? – спросил он, трогая цветочные бутоны.
– Где? – удивилась она.
– Ведь ты здесь живешь? – снова спросил Джордж.
– Так и есть, сам знаешь.
– Идешь домой?
– Да… а почему у тебя все брюки в листьях?
– А, это? – сказал Джордж, оглядев свои запачканные костюмные брюки и улыбнувшись. – Прилег у академии на лужайке… если честно, не помешало бы ее как следует прочесать граблями.
– Так ведь ты, кажется, говорил о библиотеке?
– Да это, собственно, одно и то же… а мы с тобой уже лет сто не виделись!
– По-моему, тебе надо протрезветь.
– Ребекка… – проговорил он, задыхаясь. Ему так много хотелось ей сказать, но он стушевался, едва произнес по слогам ее имя, наполнившее его изысканной музыкой.
Она посмотрела в сторону своего дома.
– Я скоро протрезвею, совсем, – сказал он. – И у меня есть кое-что для тебя.
Он полез в карман и протянул ей оранжевый конверт.
– Похоже, что-то важное, – предположила она. – Письмо?
– В некотором роде… потом откроешь.
Она колебалась, но Джордж был настойчив – ей пришлось сунуть конверт в карман платья. Она снова глянула в сторону дома.
– Джордж, мне надо идти, – улыбнулась она.
Джордж коснулся пальцами своего лица.
– Что, кровь идет носом?
– Вроде нет, – сказала Ребекка, приподнявшись на мыски.
– У меня иногда такое случается.
Он соврал – и тотчас пожалел об этом.
На мгновение Джорджу показалось, что Ребекка, быть может, пригласит его к себе проспаться или на чашку чая. Может, у нее даже осталось немного вина и что-нибудь пожевать – к примеру, греческие галеты.
Видя, что она собирается уходить, он сказал:
– А я, между прочим, уже совсем трезвый.
Но тут же смекнул, что держит в руке открытую банку пива, которую незадолго до встречи купил в киоске у метро.
Ботинки у него были в каких-то темных подтеках – наверное, мочи, с досадой подумал он.
На Ребекке были голубенькие туфли-лодочки. Она тяжело вздохнула. Ее рука с цветами поникла.
– Джордж, – произнесла она, – может, посидим здесь минутку и поговорим?
Она повела его к скамейке на верхней площадке лестницы, и они оба сели.
– Славное местечко, правда? – сказал Джордж.
Ребекка пристально посмотрела на него и заговорила:
– Давай впредь останемся только друзьями?
Джордж ничего не ответил. Потом рассмеялся.
– Друзьями?
– Пусть все будет так, как в первый раз, когда мы только познакомились… давай будем просто иногда пить вместе кофе или обедать.
Джордж снова промолчал.
– Думаю, так будет лучше, – продолжала она.
– Почему?
– Мне хорошо с тобой, но я много думала… так вот, мы живем разными жизнями.
– Это все из-за моего пьянства? – спросил он, глянув на банку пива.
– Да, отчасти.
– А что еще?
– Я не смогу быть твоей девушкой.
– Никогда? То есть вообще?
Ребекка нахмурилась.
– Никогда, – сказала она.
И тут Джордж разрыдался.
На них оглядывались.
– Джордж, – спокойно продолжала Ребекка.
Но он все рыдал. И довольно громко. Проходившая мимо женщина сказала ей что-то по-гречески.
– Джордж, – снова проговорила она. – Пожалуйста, не надо слез. Это не трагедия.
– Не могу, – ответил он.
Лицо у него сделалось багровым. Две пуговки у него на сорочке расстегнулись, обнажив на пару дюймов его неприглядный с виду живот.
– Ну зачем так убиваться, скажи?
Джордж утер глаза и глотнул пива из банки. Он вроде как взял себя в руки и тут снова ударился в слезы. Если бы не подъехавший поезд, их непременно обступила бы толпа зевак.
– Ну правда, Джордж, скажи, почему ты плачешь?
Она дотронулась до его руки, но он ее отдернул.
– Потому что мне малость не по себе.
– Отчего же?
Джордж молча полез в карман за сигаретами. Ребекка быстро дала ему прикурить. Ей очень хотелось, чтобы все это как можно скорее закончилось.
Он отхлебнул еще пива.
– Я просто думал… – сказал он, утерев глаза и пригубив банку.
– Ах, Джордж, – в отчаянии вздохнула Ребекка, – неужели ты не можешь не пить хотя бы пять минут?
Джордж поставил банку на платформу. По звуку они оба поняли, что банка пуста.
– Ты плачешь потому, что пьян?
Джордж опять зарыдал, на сей раз громко-громко. Подъехал поезд – из него почти никто не вышел.
– Поговорим об этом, когда протрезвеешь, – сказала Ребекка.
И тут в первый и единственный раз в жизни она увидела, какая злость промелькнула в глазах Джорджа.
Он едва слышно пробурчал:
– Как ты смеешь… как ты смеешь, Ребекка, осуждать меня… у тебя нет на это никакого права, так что прекрати, ведь ты обижаешь нас обоих.
Ребекка не совсем поняла, о чем он говорит, и подумала, что он, пожалуй, и сам не понимает. Она восприняла это как прощальный знак и встала.
– Прощай, Джордж, – сказала она. – Думала, разговор у нас получится здравый, а ты что-то… приуныл.
Джордж уронил голову на руки. И, не вставая, пнул пивную банку так, что та отлетела на рельсы. С грохотом. С платформы послышался чей-то окрик. Ребекка ушла прочь. Дойдя почти до конца лестничного пролета, она обернулась. Джордж как раз поднимался.
– Ребекка! Ребекка! Ребекка! – крикнул он.
Она шла к дому и ревела. Первая ее попытка завести знакомство в Афинах – и все псу под хвост. Так уж, видно, у меня на роду написано, думала она, рушить любые эмоциональные привязанности. Тут она вспомнила о Генри и, невзирая на угнетавший ее стыд, почувствовала, как же ей сейчас его не хватало.
