– Даже не знаю, – проговорил Костас. – Мне правда уже пора.
– Ясно, – сказал Джордж. – Но дела могут и обождать. А еще давай прихватим бутылочку винца под это дело – знаю, ты не прочь пропустить стаканчик-другой, как и я.
– Ладно, – согласился Костас. – Звучит заманчиво. Тогда жду подробного рассказа о той французской девчонке, в которую ты втюрился.
Джордж купил в ларьке пару лепешек с сувлаки, бутылку вина и повел Костаса к себе домой – на площадь Колонаки.
– Я здесь редко бываю, – сказал Костас.
– Почему?
– Потому что полиция не больно жалует таких, как я, особенно там, где все эти роскошные иностранцы швыряются деньгами.
– Но ведь это твоя родина, – заметил Джордж, – и ты вправе жить где хочешь.
– Ты славный малый, – сказал Костас. – Жаль, что не грек.
Когда они пришли, Джордж помог Костасу снять рюкзак. Выглядел он довольно неказистым, потому как был пошит из пары одеял, стянутых снизу веревкой.
Джордж предложил Костасу сесть и плеснул ему немного вина.
– Всего-то дешевое домашнее красное, – заметил Джордж, – зато свежее.
– Да, свежее, – вторил ему Костас, осушив одним глотком стакан. И протянув его за добавкой.
За едой Джордж рассказал ему все о Ребекке: об их поздних обедах и долгих романтических прогулках, о ее честолюбивом желании стать знаменитой художницей и затяжных неловких сидениях на пороге ее дома. Костас вежливо слушал и кивал, когда было уместно.
Перекусив, они выпили арманьяка, и Джордж еще раз поблагодарил Костаса за его великодушный поступок на минувшей неделе. Костас пожал плечами. И записал ему адрес заброшенного дома в Афинах, где они с друзьями худо-бедно обустроили себе жилище.
– Будешь маяться, приходи по этому адресу и спроси меня.
Глава двенадцатая
Ночь страсти с Ребеккой Джордж решил отметить круглосуточной попойкой. Уйдя утром от Ребекки, он целый день слонялся по кафе и ресторанам, перекусывал бутербродами и пирожками, читал и напивался, не привлекая к себе внимания.
В ранние утренние часы, однако, был открыт лишь один бар – интернет-кафе. Работал он до пяти утра и обслуживал в основном туристов с соседней турбазы, путешествующих своим ходом.
Джордж заплатил за место у компьютера, сел и продолжал вливать в себя спиртное, клюя носом перед мерцающим монитором. Если за ним кто и наблюдал, он, конечно, этого не замечал.
Когда интернет-кафе закрылось, он решил покемарить в парке. Над городом уже занималось утро, и, невзирая на неугомонные, хотя, впрочем, безобидные шорохи в кустах, он чувствовал себя уютно и в полной безопасности.
Он перешел через мост над железнодорожными путями и направился в сторону рощи, сквозь которую пролегали пустынные тропинки. Потом двинулся вдоль парковой ограды в надежде отыскать в ней лаз. И тут вдруг заметил, что его обступили какие-то люди. В животе у Джорджа екнуло: он опустил глаза, заметил какую-то трубку и чуть погодя смекнул – это пистолет. Незнакомцы живо обшарили его карманы. Он чувствовал, как их руки вцепились в него, точно бешеное зверье. Но, несмотря на творившееся над ним бесчинство, Джордж и бровью не повел. То, что случилось, от него не зависело – единственное, что он мог, так это покориться неизбежному и ждать, когда все закончится. Потом обидчики повалили его наземь и были таковы. А Джордж так и остался лежать, невредимый, но потрясенный до глубины души.
За происходящим из-под груды картонных коробок наблюдал какой-то бездомный – он пожалел Джорджа, приняв его за такого же, как и он сам, безобидного пьяницу. Костас помог Джорджу подняться, отряхнул его и предложил винцо и курево.
Сделав пару добрых глотков спиртного и докурив чинарик от сигары, припасенный Костасом на черный день, Джордж пристроился среди картонных коробок и уснул. Костас накрыл его одеялом, а другим укрылся сам.
На другое утро Джордж поблагодарил Костаса за его великодушие и попросил через неделю, когда он разберется со своими делами, зайти к нему в гости на обед. Костас согласился, и Джордж дал ему адрес кафе по соседству со своим домом, где подавали восхитительную рыбу и куда более восхитительное вино. Костас учтиво кивнул и сказал, что непременно его проведает. А еще Джордж обещал ему пачку сигарет и бутылку узо – в благодарность за вино и окурок сигары, которыми его потчевал Костас.
Глава тринадцатая
Когда Костас собрался уходить, Джорджу пришла одна мысль.
– Слушай, – сказал он, – раз уж полиции так претит твоя внешность, давай ее поменяем.
Джордж исчез в спальне и вернулся с костюмом и парой легких туфель.
Костюм оказался несколько мешковат, зато туфли, на три пары носков, пришлись впору.
– Шик-блеск! – сказал Костас, поглаживая ткань. – Я уж лет двадцать не ходил в таком.
– Восхитительно! – согласился Джордж. – Тебе в самый раз, особенно под твою футболку, – ты прямо как из Калифорнии.
– А это оставим здесь, – прибавил Джордж, показывая на рубище Костаса, валявшееся на полу темной кучей. От нее так воняло потом и мочой, что Джордж на миг осекся, потянувшись к ней.
– Нет-нет, – спохватился Костас, потянувшись к куче. – Я заберу все с собой, у тебя шмоток и без того хоть отбавляй.
Джордж проводил Костаса до парадной двери, и они пожали друг другу руки. Элегантная одежда придавала человеку достоинство, и Джордж считал это чувство жизненно важным.
Многие кумиры Джорджа – археологи и лингвисты 1930-х годов – писали в своих книгах о портных не меньше, чем об экспедициях. Они взбирались на слепящие глаза, раскаленные песчаные холмы в льняных мундирах с Савил-Роу
[20]. Они обследовали гималайские пещеры в твидовых костюмах, широких грубых башмаках и гетрах – и при этом всегда были гладко выбриты, если только не были серьезно травмированы или временно обездвижены.
Так вот, Джордж подарил Костасу один из своих костюмов, пошитых на заказ в Париже. Его сорочки, с воротничками на пуговицах, были сшиты на Джермин-стрит, в Лондоне, а обувь была от самого Альфреда Сарджента
[21]. Джордж, полагавший, что галстук-бабочка никогда не выйдет из моды, пользовался бритвенными принадлежностями и косметикой только от Джо Трампе-ра
[22], не говоря уже о том, что он был обладателем и куда более оригинальных вещиц: среди прочего, к примеру, у него имелась узенькая серебряная мешалочка, предназначенная для того, чтобы делать шампанское не таким шипучим.
