Ни одну из этих причин нельзя назвать «неправильной». Однако разнообразие мотивов внутри даже такой маленькой группы подчеркивает первое серьезное препятствие на пути ученых, проводящих практическую работу по возрождению вымерших видов: договориться, какой именно вид восстанавливать. Как мы решаем, кто должен стать нашей первой целью? Должны ли мы выбирать виды, с которыми будет проще всего работать? Виды, которые сильнее всего будоражат наше воображение? Привлекающие больше всего внимания, что, возможно, приведет к притоку дополнительных инвестиций в наши технологии? Или же мы должны сосредоточиться на тех видах, возвращение которых полностью оправданно с точки зрения науки? А в таком случае, что именно это значит? Наконец, и это не менее важно, кто такие эти «мы», принимающие решение?
«Правильные» основания для восстановления вымерших видов
Как я заметила выше, существует множество причин для того, чтобы выбрать (или не выбрать) конкретный вид для его восстановления. Важно оценить, достижимо ли его возрождение технически, существуют ли природные условия, подходящие для жизни этого вида. Однако эти вопросы относятся скорее к тому, можно ли возродить определенный вид, а не к тому, стоит ли это делать. Неудивительно, что на второй вопрос ответить намного сложнее.
Рассмотрим, к примеру, китайского речного дельфина. Разумеется, очень заманчиво было бы вернуть его к жизни, и многим это покажется достаточной мотивацией, чтобы попробовать. В его защиту с большей вероятностью будут выступать люди, которым более всего выгодно его возрождение. Но кто они, эти люди? Студенты привели три существенных аргумента в пользу возрождения китайского речного дельфина, каждый из которых основан на одной из возможных выгод и указывает на определенную группу людей.
Гибель китайского речного дельфина, также известного как байцзи, – это очень грустная история. Мой друг Сэм Тёрви, сотрудник Зоологического общества Лондона, посвятил немалую часть жизни наблюдению за животными, находящимися на грани исчезновения. В 2006 году он возглавил экспедицию, отправившуюся на реку Янцзы, чтобы разыскать какие-нибудь признаки обитания в ней дельфинов. Сэм и его группа исследовали водную систему Янцзы в течение двух месяцев и не увидели ни дельфинов, ни каких-либо следов их обитания в этой реке. Скрепя сердце они объявили о функциональном исчезновении китайского речного дельфина.
Первый аргумент, приведенный студентами в поддержку возрождения китайского речного дельфина, подчеркивал его эволюционные отличия. Существует всего лишь еще два вида речных дельфинов – гангский дельфин, живущий в Юго-Восточной Азии, и амазонский дельфин из Южной Америки. Когда ученые впервые описывали речных дельфинов, они заметили, что эти три вида очень похожи между собой. К примеру, все они имеют узкие длинные рты с множеством зубов. Глаза у них меньше, чем у их морских родственников. Ученые решили, что эти морфологические сходства, вероятно, означают, что все три вида речных дельфинов восходят к одному общему предку, тоже речному дельфину. Но когда у нас появились данные генетического анализа, выяснилось, что это не так. Генетические данные не подтвердили происхождение по единой эволюционной линии, но указали на то, что каждый из этих видов самостоятельно переселился из океана в пресную воду. Морфологические сходства между речными дельфинами обусловлены наличием у них далекого общего предка и конвергентной эволюцией – в одинаковой среде у разных видов возникают схожие черты. Поэтому каждый вид речного дельфина особенно ценен с точки зрения науки. Сравнивая их геномы, психологию и поведение, мы можем лучше понять, как животные адаптируются к жизни в пресной воде. Следовательно, одной из групп, которая получила бы выгоду от воскрешения китайского речного дельфина, стали бы ученые.
Второй аргумент моих студентов состоял в том, что редкости привлекают не только ученых, но и людей вообще. Если китайского речного дельфина вернут к жизни, одна только возможность посмотреть на него привлечет в Китай определенный тип туристов. Экологический туризм – одна из самых быстроразвивающихся отраслей туристической индустрии. Он создает рабочие места и поощряет население извлекать пользу из местных природных ресурсов. Туристы приедут, чтобы сделать снимки на память, переночевать в местной гостинице, поесть в местных ресторанах, а может, даже купить себе сувенир – плюшевого дельфинчика. Возрождение китайского речного дельфина положительно повлияет на экономику. От его восстановления выиграют как местные жители, так и туристы. Вернувшись домой, некоторые из них, возможно, даже станут чуть больше заботиться о живой природе у себя на родине.
Последний аргумент, приведенный студентами, заключался в том, что возрождение китайских речных дельфинов, безусловно, положительно повлияет на окружающую среду. Река Янцзы в настоящее время слишком сильно загрязнена, чтобы дельфины могли в ней жить, поэтому ее придется очистить. Чтобы возродить речного дельфина, экосистему реки придется сделать здоровее и чище, что в перспективе положительно повлияет на экологическую ситуацию.
Такое же разностороннее обоснование будет справедливо для других видов. К примеру, еще одной группой животных, которую мои студенты посчитали хорошим кандидатом на восстановление, были новозеландские моа. Как и в случае с китайским речным дельфином, существуют и научные причины воскресить моа – у них нет близких родственников среди живущих ныне видов, поэтому иным способом изучить их биологию и поведение практически невозможно, и экономические – живые моа станут еще одной причиной посетить Новую Зеландию, которая уже сейчас популярна среди экотуристов. Возрождение моа также поможет восстановить утерянные взаимодействия с другими видами, что принесет пользу экосистемам Новой Зеландии.
Моа были гигантскими нелетающими птицами (рис. 1).
Некоторые виды моа достигали более 3 метров в высоту при вытянутой шее и весили более 200 килограммов. Из-за своего неумения летать моа были легкой мишенью для первых обитателей Новой Зеландии, маори, которые охотились на них ради еды, делали из их костей украшения и рыболовные снасти, а из кожи и перьев шили себе одежду. Маори и моа сосуществовали на островах Новой Зеландии более 300 лет, пока моа не вымерли вследствие чрезмерной охоты на них и исчезновения подходящей среды обитания.
Рис. 1. Сэр Ричард Оуэн и его реконструкция большого моа, Dinornis novaezealandiae. В правой руке Оуэн держит кость моа, изучением которой он занимался. Эта фотография была впервые опубликована в книге Оуэна Memoirs of extinct wingless birds of New Zealand («Записки о вымерших бескрылых птицах Новой Зеландии»), том 2 (London, Kohn van Voorst, 1879). Благодарим за предоставленную иллюстрацию библиотеку Техасского университета в Остине
В Новой Зеландии моа считаются национальным символом. В течение недолгого времени, в 90-х годах XIX века, Новую Зеландию официально называли «Землей моа», отчасти благодаря одноименной пьесе Джорджа Лейтча. Жители Новой Зеландии создают картины и статуи, изображающие моа, пишут стихотворения о моа, даже выпустили пиво под «брендом» моа, и многие новозеландцы решительно одобряют возвращение этих птиц к жизни. Новая Зеландия известна бережным отношением к окружающей среде и защитой коренных видов животных и их естественной среды обитания, и это означает, что возрожденным моа, вероятно, предоставят безопасное место для жизни. Но вследствие некоторых сложностей, с которыми сталкивается наука восстановления вымерших видов, возрожденные моа, вероятно, не будут на 100 % идентичны тем птицам, которые когда-то населяли Новую Зеландию, скорее это будут гибриды моа и других, не новозеландских птиц. Пока не ясно, какое место займут эти существа в экологическом мировоззрении жителей Новой Зеландии.
