Сразу после этого ко мне в комнату вошел бледный от бешенства Ричард.
– Боже мой, – сказал он, – я больше не в силах терпеть эту безнадежную путаницу ни секунды. Сейчас же отправляюсь в Бристоль, чтобы увидеться с принцем. Когда сомневаешься, обращайся к высшей власти, – я всегда следовал этому правилу. Если я не получу удовлетворительных объяснений от его высочества, я брошу всю эту затею.
– Ты еще слаб, чтобы ехать, – предупредила его я.
– Ничего не поделаешь. Я не останусь здесь, чтобы этот безнадежный дурак Джек Беркли всякий раз ставил мне палки в колеса. Он неразлейвода с твоим чертовым братцем – вот в чем проблема.
– Ты сам создал эту проблему, когда превратил моего брата в своего врага, – заметила я. – Все это произошло оттого, что ты застрелил Эдварда Чампернауна.
– А что я должен был, по-твоему, сделать – повысить в звании это дерьмо? – вскричал он, взбешенный. – Трусливая крыса! Из-за него полегли три сотни моих лучших солдат, и все потому, что он испугался пушек мятежников и не пришел ко мне на помощь. То, что я его пристрелил, это еще слишком мягкое наказание. Лет сто назад его бы вздернули на виселице и четвертовали.
На следующий день он уехал в Барнстапл, где укрылся от свирепствовавшей в Плимуте чумы принц Уэльский, и я благодарила Бога за то, что Ричард взял с собой в качестве адъютанта своего племянника Джека. Чтобы усадить его в седло, понадобились усилия трех человек, и выглядел он еще весьма и весьма неважно. Когда я высунулась из своего окна, он улыбнулся мне и отсалютовал шпагой.
– Не бойся, – сказал он. – Я вернусь самое позднее через две недели. Держись. Будь счастлива.
Но он так и не вернулся, и это положило конец моему пребыванию в Эксетере в качестве сиделки и утешительницы. 18 июня у Нейзби
[18] король и принц Руперт понесли тяжелое поражение от генерала Кромвеля, и армия мятежников под командованием генерала Эссекса вновь двинулась на запад. Чтобы отразить эту угрозу, теперь следовало поменять в целом стратегию королевского войска. И вот когда вовсю распространялись слухи о том, что Фэрфакс движется на Тонтон, я получила послание от Ричарда, в котором говорилось, что ему предписано принцем Уэльским начать осаду Лайма и что приказ о присвоении ему фельдмаршальского звания, считай, уже у него в кармане.
Я пришлю за тобой, – говорилось там, – как только устроюсь со своим штабом. А пока оставайся там, где ты сейчас. Похоже, все идет к тому, что еще до конца лета мы все снова окажемся на дорогах.
Едва ли это было приятным известием. Мне вспомнился непрерывный топот солдатских сапог, который я слышала год назад в Менебилли. Неужели вновь придется пережить весь ужас вражеского нашествия? Я поступила так, как он мне велел, и осталась в Эксетере. Коль скоро родного крова у меня не было, то мне годилась любая крыша над головой. Может, мне и не хватало смиренности, зато у меня не было и гордыни. В ту пору я была ни дать ни взять кочевница – я следовала за призывным звуком военных барабанов.
В последний день июня у меня объявился Джек Гренвил с небольшим конным отрядом, чтобы перевезти мой паланкин. Мы с Мэтти уже все упаковали и были готовы к отъезду, поскольку еще две недели назад получили послание от Ричарда.
– Куда мы направляемся? – спросила я весело. – В Лайм или в Лондон?
– Ни туда и ни туда, – мрачно ответил Джек. – В полуразрушенный дом, резиденцию дяди в Оттери-Сент-Мэри. Генерал подал в отставку.
Он почти ничего не рассказал мне о том, что произошло, сообщил лишь, что бо́льшая часть вновь набранных отрядов, поступивших под командование Ричарда и собравшихся в Тивертоне, неожиданно, без каких-либо объяснений, была отнята у него по приказу Совета принца и направлена на защиту Барнстапла. Мы прибыли в Оттери-Сент-Мэри, сонную девонскую деревню, обитатели которой вытаращили глаза на необычный экипаж, остановившийся перед помещичьей усадьбой, решив, наверное, что весь мир сошел с ума, – в этом проявилось их здравомыслие. В лугах за деревней расположилась личная конница и пехота Ричарда, которые были с ним с самого начала. Самого же Ричарда мы застали в столовой в его ставке, он сидел там, положив раненую ногу на стоявший перед ним стул.
– Привет калеке от калеки, – поздоровался он со мной насмешливо. – Давай уляжемся в постель и посмотрим, кто из нас проявит больше изобретательности.
– Если ты так настроен, – сказала я, – мы обсудим это чуть позже. А сейчас я устала и хочу есть и пить. Но скажи, пожалуйста, какого черта ты торчишь в Оттери-Сент-Мэри?
– Я стал вольным человеком, – ответил Ричард, – и не принадлежу больше никому – ни людям, ни зверям. Пусть они воюют с «Новой моделью», как им нравится. Если мне не дадут людей, я не намерен выступать в одиночку со своим племянником Джеком против Фэрфакса с его двадцатитысячной армией.
– Я думала, что ты теперь фельдмаршал.
– Пустая почесть, – произнес Ричард, – которая ничего не значит. Я только что отослал обратно принцу Уэльскому приказ о присвоении мне фельдмаршальского звания с пожеланием приложить эту бумажку к определенной части тела его персоны. Что будем пить за ужином – рейнвейн или бургундское?
Глава 24
Эти две недели были, пожалуй, самыми фантастическими в моей жизни. Ричард, лишившись командования и звания, жил как принц в бедной деревне Оттери-Сент-Мэри, поскольку жители окрестных земель несли в его лагерь плоды своего труда: сдавали пшеницу, приводили выращенный ими скот, твердо веря, что Ричард является верховным главнокомандующим войск его величества на всей территории от Лайма до Лендс-Энда. За платой же Ричард учтиво отсылал их к комиссарам графства Девон. В первую субботу после своего прибытия он приказал, чтобы в церкви Оттери-Сент-Мэри и в церквах соседних приходов был зачитан указ с требованием, чтобы все те, кто были ограблены губернатором Эксетера сэром Джоном Беркли, когда принимали у себя на постой его армию, принесли ему, сэру Ричарду Гренвилу, королевскому генералу на западе, список понесенных ими убытков, и тогда он проследит за тем, чтобы им был возмещен ущерб.
Простой деревенский люд, думая, что с ними поселился их спаситель, стекался со всех сторон, люди проделывали пешком по двадцать миль и больше, и каждый нес в руках список преступлений и злоупотреблений, совершенных, по их словам, солдатами лорда Горинга и людьми сэра Джона Беркли; я еще и сейчас вижу, как на деревенской площади перед церковью Ричард, уподобившись принцу, раздает щедрые дары из суммы денег, обнаруженных им за деревянными панелями в его резиденции – доме, принадлежавшем несчастному эсквайру, заподозренному в симпатиях к парламенту и потому немедленно арестованному. В пятницу, поскольку погода стояла хорошая, Ричард устроил смотр своему войску – этакое бесплатное зрелище для деревенских жителей: били барабаны, звонили церковные колокола, а вечером зажгли костры и для офицеров в ставке был устроен праздничный ужин, на котором я председательствовала, как королева.
