– Во всем нужно винить этого проклятого адвоката, этого Хайда, выскочку из бог знает какого городишки, который теперь в качестве канцлера казначейства втерся в милость к королю. Его величество и пальцем не пошевелит, не спросив предварительно у него совета. Я слышал, Руперту это надоело и он вернулся в Германию. Будьте уверены, из-за таких вот, как этот субъект, мы и проиграем войну.
– Я встречался с сэром Эдвардом Хайдом, – прервал Ричарда мой брат. – Он показался мне весьма способным человеком.
– Способным, как моя задница, – резко бросил Ричард. – Всякий, кто распоряжается казначейством, должен для начала быть двуличным. Я ни разу не встречал еще такого адвоката, который бы не набил себе карманов, обобрав своих клиентов.
Он хлопнул по плечу юного Джозефа.
– Дай-ка мне табачку, – попросил он.
Юноша вынул из карманов своего мундира трубку и кисет.
– Да, я терпеть не могу всю эту породу. – Ричард выпустил облако дыма через весь стол. – И ничто не доставляет мне большего наслаждения, чем видеть их наказанными. Был один такой тип по имени Брабанд, который выступил против меня как адвокат моей жены в тысяча шестьсот тридцать третьем году в Звездной палате, – он, кажется, ваш сосед?
– Да, – холодно отозвался мой брат, – и в высшей степени порядочный человек, преданный в этой войне делу короля.
– Что ж, теперь ему уже будет этого не доказать, – сказал Ричард. – Я поймал его на днях – переодетый, он пробирался по девонским дорогам – и арестовал как шпиона. Мне пришлось ждать одиннадцать лет, чтобы схватить мерзавца.
– Что вы с ним сделали? – спросил Робин.
– Расправились на обычный манер. Наверняка ему очень хорошо на том свете.
Я заметила, как юный Джозеф, пытаясь скрыть смех, уткнулся носом в бокал с вином, а трое моих братьев уставились в свои тарелки.
– Осмелюсь заметить, – медленно произнес мой старший брат, – что с моей стороны было бы крайне опрометчиво обратиться к вам, генерал, хотя бы с одним-единственным словом порицания, но…
– С вашей стороны, сэр, – прервал его Ричард, – это было бы крайне опрометчиво.
И, на мгновение положив руку на плечо Джозефу, он встал из-за стола.
– Пошли, ребята, и по коням. Онор, я провожу тебя в твои покои. До свидания, господа.
Я почувствовала, что, какой бы ни была моя репутация в глазах родни, она разлетелась в пух и прах, когда Ричард повез меня в комнату. Мэтти отослали на кухню, поэтому он сам положил меня на постель и сел рядом.
– Тебе куда лучше вернуться со мной в Баклэнд. Твои братья глупцы. Что до Чампернаунов, то парочка их есть у меня в штабе и от обоих нет никакого проку. Помнишь Эдварда, за которого тебя хотели выдать замуж? Глуп как пробка!
– И что я буду делать в Баклэнде, среди солдат? Что обо мне подумают?
– Ты могла бы присматривать за щенком и ухаживать за мной по вечерам. Я очень устал от общества солдат.
– Тут полно женщин, – заметила я, – которые могли бы дать тебе удовлетворение.
– Я пока не встретил ни одной такой.
– Подбирай их в кустах вдоль дороги, – посоветовала я, – а по утрам отсылай обратно. Это куда менее утомительно, чем носить меня на руках с рассвета до заката.
– Боже мой, – сказал он, – если ты думаешь, что мне хочется запрыгивать на какую-нибудь жирную девку после тяжелой дневной работы, когда я полностью выкладываюсь под стенами Плимута, то ты переоцениваешь мои силы. Ты что, не можешь помолчать, когда я тебя целую?
Внизу под окном Джо и Дик медленно прогуливались верхом взад и вперед по аллее.
– В комнату могут войти, – предупредила я.
– Пускай, – ответил он. – Какого черта меня должно это волновать!
Хотелось бы и мне относиться с тем же презрением к дому брата, что и он. Когда Ричард собрался идти, было уже темно, и я чувствовала себя такой же провинившейся, как в свои восемнадцать лет, когда я слезала с яблони.
– Я не для того приехала в Радфорд, – сказала я слабым голосом, – чтобы так себя вести.
– Я весьма смутно представляю, – отозвался он, – ради чего ты еще могла приехать!
Я подумала о Джо, Робине и Перси с Филиппой, которые сидели в нижнем зале, и о двух подростках, прогуливавшихся взад и вперед на лошадях под звездным небом.
– Ты поставил меня в весьма затруднительное положение, – призналась я.
– Не беспокойся, любимая, я это сделал с тобой еще шестнадцать лет назад…
Он стоял, положив руку на дверную ручку и смеясь надо мной, меня же так и подмывало швырнуть в него подушкой.
– Ты распространялся о двуличных адвокатах, – припомнила я. – А как насчет твоего двуличия? Тот мальчик во дворе – твой драгоценный Джозеф, – ты сказал мне, что он приходится тебе родственником?
– Так оно и есть, – усмехнулся он.
– Кто была его мать?
– Одна работница на молочной ферме в Киллигарте. Весьма отзывчивая душа. Сейчас она замужем за фермером и мать его двенадцати крепышей-детей.
– Когда ты обнаружил Джозефа?
– Что-то около года назад, когда я вернулся из Германии и до того, как отправился в Ирландию. Сходство было безошибочным. Я взял немного сыра и горшок сметаны у его матери, и она, смеясь, вспомнила на кухне об этом происшествии. Она не затаила на меня зла. Мальчик был великолепен. Самое меньшее, что я мог сделать, это освободить ее от него. Теперь я ни за что на свете с ним не расстанусь.
– От этой сказки, – надулась я, – остается кисловатый привкус на губах.
– На твоих – возможно, но не на моих. Не будь такой сладкоежкой, любовь моя.
– Когда ты жил в Киллигарте, – сказала я, – ты ведь ухаживал за мной.
– Черт побери, я ведь не каждый день к тебе приезжал.
Какое-то время я слышала их смех у себя под окном, потом Ричард и Джозеф вскочили на лошадей и поскакали по аллее. Лежа в постели, я, уставившись в потолок, думала, что моя цветущая яблоня, столь долгое время остававшаяся ослепительно-белой, несколько поутратила свой блеск и превратилась в конечном счете в обычное дерево, но осознание этого, вместо того чтобы ввергнуть меня в пучину мучений, как это неминуемо случилось бы в прошлом, теперь, в мои тридцать четыре года, переносилось мной со спокойствием.
Глава 21
На следующий день я была полностью готова к тому, что мой брат объявится у меня с утра пораньше и ледяным тоном заявит, что он не позволит превращать свое жилище в публичный дом для солдатни. Такого рода речи мне уже были хорошо известны: занимаемое им положение, благополучие его юного сына, деликатные чувства Филиппы, нашей невестки, и, хотя настали необычные времена и из-за войны происходили странные вещи, все же людям нашего круга необходимо было соблюдать некоторые правила поведения. Я уже и в самом деле подумывала о том, чтобы отправиться под крыло Сесилии в Матеркомб, и уже заготовила свои извинения, когда до меня вдруг донесся знакомый топот марширующих солдат. Я велела Мэтти выглянуть в окно, и она сообщила мне, что по аллее вышагивает рота пехоты с нашивками, на которых герб Гренвила. Я почувствовала, что это лишь подольет масла в огонь, уже наверняка пылавший в груди моего брата.
