– Это желание всякого человека, – сказал Ричард.
– Его желание не исполнится, если удастся доказать, что он принял участие в восстании, – сказала я.
Ричард пожал плечами.
– Парламенту было бы весьма трудно раздобыть такое доказательство, – сказал он. – Ведь вот уже два года, как Рашли в Лондоне.
Вместо ответа я достала из-за корсажа бумагу, расстелила ее на полу и поставила сверху свечу. Я прочла ее громким голосом, как это сделал мой зять днем:
Всякий, кто когда-нибудь давал приют – или попытается сделать это в будущем – злоумышленнику, известному как Ричард Гренвил, будет в случае разоблачения арестован за измену, земли его будут окончательно и навечно конфискованы, а его семья – заключена в тюрьму.
Я выждала мгновение и сказала:
– Они вернутся утром, чтобы обыскать дом. Джонатан предупредил меня.
Капля сала упала на бумагу, уголки которой приподнялись. Ричард взял этот лист, подержал его над пламенем, и сгоревшая бумага превратилась в горстку золы у него в руке.
– Видишь? – сказал Ричард своему сыну. – Так и жизнь. Дрожащее пламя, искорка, и все кончено. Ничего от нее не остается.
Мне казалось, что Дик смотрел на отца как собака, пытающаяся угадать желания. «Что я должен сделать?» – казалось, говорили его глаза.
– Ну что ж, – со вздохом сказал Ричард, – нам ничего не остается, как подставить свою шею под топор палача. Печальный конец. Стычка на дороге, дюжины две бравых молодцов набрасываются на нас, наручники, затем проход по улицам Лондона под улюлюканье черни. Ты готов, Дик? Ты сам, мастерской рукой, привел нас к этому тупику. Пожинай плоды своих трудов.
Он встал и потянулся.
– Уайтхоллский топор весьма остер, – сказал он. – Я уже видел его в деле. Палачом был небольшой человечек со стальными мускулами. Ему было достаточно одного удара. – На миг он умолк, задумавшись, затем медленно добавил: – Но это не очень приятное зрелище, эта кровь на соломе.
Я заметила, как ужас отразился на лице Дика, и как разъяренная фурия повернулась к человеку, которого любила.
– Не угодно ли тебе помолчать! Разве недостаточно он натерпелся за восемнадцать лет!
Ричард взглянул на меня, удивленно подняв бровь.
– Что? – сказал он, улыбаясь. – Ты тоже ополчаешься на меня.
Я протянула ему записку, которую мяла в руке. С трудом можно было разобрать, что на ней написано.
– Тебе не придется класть свою лисью голову на плаху, – сказала я. – Прочти это – и ты запоешь по-другому.
Он наклонился к свече, и я увидела, как недоброжелательство в его глазах уступило место удивлению.
– Все ж таки я создал одну Гренвил, – сказал он тихо.
– «Фрэнсис» отплывает из Фоя с утренним приливом, – сказала я. – Он держит путь во Флиссинген и может взять на борт пассажиров. Капитан – надежный человек. Плавание будет недолгим.
– Как пассажиры смогут попасть на борт? – спросил Ричард.
– Когда судно выйдет из порта, к Придмуту подойдет барка за омарами, а не лисицами. Пассажиры будут ее поджидать. Я предлагаю им провести остаток ночи на песчаном берегу под Гриббенским холмом, где собирают раковины моллюсков. По сигналу барка, поднимающая ловушки с омарами, приблизится к берегу.
– По-моему, нет ничего проще, – сказал Ричард.
– Значит, ты одобряешь этот способ бегства? И говоришь «до свидания» всем прекрасным решениям о героической сдаче?
Думаю, он о них уже позабыл. Он уже строил планы, в которых мне не было места.
– Из Голландии во Францию, чтобы увидеться с принцем, – бормотал он. – Новый план кампании, лучше прежнего. Возможно, высадка в Ирландии. Из Ирландии в Шотландию…
Его взгляд вновь упал на записку, которую он держал в руках.
– «Моя мать назвала меня при крещении Элизабет, но сама я предпочитаю подписаться как ваша дочь Бесс», – прочел он.
Он присвистнул, передал записку Дику. Юноша прочел ее и молча вернул отцу.
– Ну что, – сказал Ричард, – думаешь, я полюблю твою сестру?
– Думаю, да, – медленно проговорил Дик.
– Нужно обладать мужеством, разве не так, – продолжал его отец, – чтобы оставить дом, ухитриться сесть на корабль и быть готовой одной отплыть в Голландию, не имея ни друзей, ни денег?
– Да, – сказала я, – нужно обладать мужеством и еще кое-чем.
– Чем же?
– Верой в человека, которого она с гордостью называет своим отцом. Верить, что он никогда не отвернется от нее, если она окажется недостойной его.
Ричард с сыном переглянулись, как будто у них была какая-то общая тайна и разделить ее со мной, женщиной, они не могли. Затем Ричард сунул записку в карман и в нерешительности повернулся к входному отверстию лаза.
– Ну что, отправимся туда тем же путем, как и пришли?
– Дом охраняется, – сказала я. – Это ваш единственный шанс.
– А когда завтра здесь появятся сторожевые псы и возьмут наш след? Как ты их запутаешь? – спросил он.
– Как посоветовал мне Джонатан Рашли, – ответила я. – Сухое дерево летом горит хорошо и быстро. Думаю, что семейство Рашли не будет больше пользоваться летним домиком.
– А вход отсюда?
– Камень не сдвинуть с места. По крайней мере с этой стороны. Видите веревку?
Мы втроем вглядывались во мрак, и Дик, ухватившись за веревку, со всей силой дернул ее. С третьего раза она оборвалась, и больше ею уже нельзя было пользоваться.
– Ну вот, – сказал он со странной улыбкой. – Теперь, когда плита станет на место, никто уже не сможет больше открыть проход.
– Настанет день, – сказал Ричард, – когда кто-нибудь из будущих Рашли прикажет снести этот контрфорс. Что мы ему завещаем? – Он посмотрел в угол комнаты. – Скелет крысы.
Улыбаясь, он взял его и швырнул на лестницу.
– Иди первым, Дик, я за тобой.
Дик протянул мне руку, и я на мгновенье задержала ее в своей руке.
– Выше нос, – сказала я. – Плавание будет недолгим. Как только вы окажетесь в Голландии, вы сразу станете добрыми друзьями.
Не ответив, он взглянул на меня своими большими черными глазами и стал спускаться по лестнице.
Мы с Ричардом остались одни. Нам уже не раз случалось расставаться. И всякий раз я думала, что это навсегда.
– Надолго? – спросила я.
– На два года. А может, навечно.
Он взял в руки мое лицо и запечатлел у меня на губах долгий поцелуй.
– Когда я вернусь, – сказал он, – мы построим дом в Стоу. Ты наконец-то сдашься и станешь Гренвил.
Я улыбнулась и покачала головой.
