– Ну что, пора на деньги? – спросил Толя после четвёртой сухой победы.
– У меня нет денег, – быстро ответил Рома.
– Не бойся, я тебе сначала проиграю, как положено. Рискнём?
Рома молчал, вспоминая, как легко она присела, поднимая сбежавший шар, каким стройным движением распрямилась… Он слышал о ней, видел фотографии в клубных альбомах, но разве по ним можно что-то понять? Сотней фоток не заменишь одного живого взгляда. И там она совсем другая…
– Ладно, вижу, что надоело, – сказал Толя. – Идём наверх, зови Лену. Покажу вам танго, как обещал.
– Сейчас! – и Рома вперёд старшего кинулся на второй этаж.
Добежав до комнаты девочек, он замер на мгновение: из-за двери донёсся смех, визг. Подушками, что ли, кидаются? Значит, он вовремя, сейчас и ему что-нибудь прилетит. Рома уже поднял руку, чтобы стучать, но кто-то сзади тронул его за плечо. Он вздрогнул и обернулся: это была Даша, вблизи которой он всегда робел, однажды весной уронил её от робости на паркет, разучивая поддержку в румбе. Хватило бы сил удержать – но он впервые оказался в паре с Толиной партнёршей и подумать не мог, что она, взрослая и недоступная, так ему доверится. Испугался, кинулся поднимать… Она встала, не ворча и не жалуясь, с улыбкой повторила всё движение. И во второй раз, и в третий Рома был надёжен, но всё же ему казалось, что Даша считает его маленьким, потому и не сердится.
Она и Вику, наверное, считает маленькой – вот и терпит её шлепки, колкие словечки, брошенные как бы в шутку, болевые приёмчики исподтишка…
– Лену хочешь? – спросила Даша. Рома кивнул, глядя в её прохладно-серые глаза.
– Она у мелких. Сейчас позову, подожди, – и, шагами румбы дойдя до комнаты младших девочек, Даша постучалась каким-то условным сигналом.
Держа молчаливую партнёршу за маленькую тёплую руку, Рома вышел в вестибюль второго этажа. Здесь было светлее, чем внизу; на полу – линолеум с мраморным рисунком, вдоль стен – жёсткие, искусственной кожей обитые диваны. На тумбочке в углу стоял телевизор: после ужина Владимир Викторович подключал к нему видеомагнитофон, и весь клуб собирался на теорию. Смотрели записи чемпионатов мира, Блэкпульских фестивалей, других замечательных турниров; обсуждали, спорили, ругали судей; вдруг понимали, что великий Мирко Гоццоли может сделать очевидную, школьную ошибку – и что это значит? Только одно: путь к совершенству бесконечен.
Рома встал, чуть смягчив колени, опустил плечи, подал вес вперёд. Лена подошла, заранее отвернув голову влево, но Анатолий не позволил им встать в пару: рано, давайте сначала по одному.
– Простые шаги по дуге. Следим за ведущей стороной и, простите за ругательное слово, противодвижением. Двинулись: slow, slow, quick-quck!.. Стоп, Лена, готовь шаг на опорной ноге. Колено чуть внутрь, вот так, – Толя, наклонившись, рукой покачал её колено. – Чувствуешь, как отзывается корпус? Вот теперь у тебя правая нога пойдёт под левое плечо… Ещё раз: slow… Стоп, Рома. Почему с носка? Не крадись, шагай вперёд с каблука. Весомо и прочно. Ещё раз: slow, slow… Лена, не вырастай. Всё на одной высоте. Представь, что ты наверху лёгкая, как… скажем, фигурка в настольном хоккее, а вес твой – под полом. Оттуда ты собой управляешь. Ещё раз…
Лена, от старания прикусив губу, двигалась чуть впереди Ромы. Рыжеватая прядь выбилась из гладкой причёски, упала на лоб; Лена дунула на неё, а потом отвела рукой. Светлые ресницы, веснушки, тоненькая шея… Кто выдумал, что девочки взрослеют раньше? Если так, Рома должен чувствовать себя на равных с партнёршей – но как это понять, когда она всё время молчит? Иногда за всю тренировку скажет раза четыре «да», а вместо «нет» – робко так покачает головой. Хоть бы поругаться иногда, как Серёга с Викой, для настроения! Вот если бы сестра, Маринка, захотела вернуться… А ещё лучше – вырасти и встать в пару с Ксенией. Если она будет не против.
Думая так, Рома слушал Анатолия, не забывал о ведущей стороне, осанке и распределении веса. Он старался и видел свои движения всё более ясно, словно полгода назад они были мутными, расплывчатыми фотографиями, а теперь с каждым днём становились контрастнее, резче. Хотя и далеки пока, очень далеки от того многосерийного кино, которое глядят Сергей с Викой.
Стоило вспомнить – и мимо прошёл Серёга вместе с приятелем из банды диких лыжников с первого этажа. Оглянулся, подмигнул Лене, а Роме показал оттопыренный большой палец… А в дверях на лестницу, прислонившись плечом к косяку, стоял Владимир Викторович Бауэр и, наверное, давно уже за ними наблюдал.
Наконец, и Толя его заметил.
– Мы только самое основное, – смущённо пояснил он. – Колени там, стопы, вперёд с каблука…
– Да занимайтесь, хорошо получается, – ответил тренер. – Работайте до ужина, через пятнадцать минут идём в столовую. Сергей, тебе работа! Пройдись, напомни всем, чтобы не опаздывали.
Владимир Викторович развернулся и бесшумно побежал вниз по лестнице. Рома вернулся к танго, но уже не мог сосредоточиться на шагах, всё время заглядывал в коридор, в шахматную перспективу коричневых дверей и светлых окон. Скоро, скоро, возвышаясь над подругами, оттуда выйдет Ксения; он посмотрит на неё и скажет чтонибудь остроумное и блестящее… И вот она вышла – и сразу все слова разлетелись, остались одни взгляды, и вовсе не такие, как он хотел, глупые какие-то. Ксения не замечала их, увлечённая разговором с Викой. Хоть бы Ленка поревновала… эх, да от неё, пожалуй, дождёшься!..
3
Маша Третьякова от ужина отказалась:
– Устала, не хочу, лучше я почитаю. У меня тут бананы, сок… а ты, Ксюха, ешь мою тарелку, если хочешь.
– Спасибо. А это тебе, – Ксения вынула из сумки два своих бутерброда с ветчиной и сыром, в последний раз огрела Машу подушкой, бросила её на кровать и вышла в коридор.
– Ага, шкурки от бананов мне убирать, сто пудов, – шепнула, закрыв дверь, Виктория. – Вика добрая, за всех постарается.
Ксения, стоя справа, вытянула за её спиной руку и хлопнула Вику по левому плечу. Та живо обернулась туда, сюда, заглянула назад и, разгадав манёвр, погрозила пальцем.
– Слушай, а кто сейчас чемпионы по латине? – спросила Ксения. – Всё так же, Уотсон и Кармен?
– Да, они вечные, – ответила Виктория, парными шагами: та-там, та-там, левой-правой – вприпрыжку сбегая по лестнице. Ксения бегала иначе – мягко и плавно, разгоняясь почти до скорости свободного падения; она отпустила Вику на треть пролёта и внизу настигла.
Возле корпуса собралась едва ли половина больших ребят из «Фонтана», но так было всегда: кто-то играет в настольный теннис, другие пошли к соседям или на спортивную площадку – там из земли растут турники разной высоты, брусья и ужасно длинный, извилистый и холмистый рукоход. При воспоминании о нём зачесались подушечки на ладонях: сколько мозолей натёрла Ксения стальными перекладинами, прежде чем одолела их от начала до конца.
Где бы ребята ни гуляли, голод пригонит в столовую. У Ксении тоже забурчало в животе, – а ведь дома не было такого аппетита, часто ужинала для того только, чтобы не огорчать бабушку. Ксения удивилась и обрадовалась, как много на сборах детей: значит, клуб процветает. Сколько их: восемнадцать? двадцать?… Трудно посчитать, слишком непоседливые; куклы только поодиночке, а вместе – маленькие бомбы со взведёнными детонаторами. Один крикнул – и все кричат вразнобой, один подпрыгнул – и все поскакали. Детей, ещё не закончивших какую-то буйную игру с хватанием друг друга за уши и воротники, строила парами воспитательница Ирина Сергеевна, мама одного из мальчиков и заодно подруга тренера. Ира – рукодельница, обожавшая бисерные, кожаные, вышитые, вязаные украшения; сегодня на ней были белые шорты и майка в блёстках, а сверху – плетёная на коклюшках жилетка с серебряным узором и прозрачный платок вместо юбки. Иришка – весь её авторитет, как гроздь на лозе, держался на сверхъестественной гибкости. Четыре года назад она появилась в «Лесном», смуглая, тихая, с каштановым хвостиком на голове, пришла на занятие по растяжке и, стоя на руках, заплела ноги вокруг шеи, а затем повисла в шпагате над пропастью между скамейками, и всё это так легко, с улыбкой!.. Что она ещё умеет? – подумала Ксения, – вдруг, летать? И как её, такую, не слушаться?…
