Она поцеловала его в щёку, снова в щёку, потом в губы, и Рома ответил, закрыв глаза. Его ладонь вдруг оказалась у неё под футболкой, там было тепло, очень нежно, и Лида сверху прижала её рукой, не давая двигаться.
– Нравится? – спросила она.
– Ага…
– Мне тоже, – сказала она и, освободившись, добавила: – Но и хватит пока, не всё сразу… А то тебе больше нечего будет хотеть.
7
Марина время от времени писала картины для знакомых семьи, для бывших одноклассников. У Иры было две ученицы по английскому. Рома, в отличие от сестёр, не находил у себя талантов, которые мог бы немедленно продать. Просить деньги у родителей не позволяла совесть: они и так взяли на себя его танцы. Взяли не возражая, даже с удовольствием, но всё равно: тренировки, костюмы, стартовые взносы за конкурсы – в сумме набегало довольно много. Иногда что-то дарили бабушка с дедушкой, но последнюю тысячу из этого клада Рома недавно спустил на компьютерные мелочи. Да и неловко было бы тратить такие деньги на глазах Лиды.
Но ведь он может заработать. Папа всё время что-то делает, то проводку, то даже сантехнику. Если возьмёт с собой – хотя бы прибраться, вынести мусор? В пятницу, вернувшись с тренировки, Рома спросил.
– Да работа найдётся, – ответил папа, – только ты когда хочешь? Вместо школы? А потом вырастешь балбесом, и мама будет нас с тобой ругать. Вот что, – сказал он, подумав, – пусть это будет аванс, отработаешь на каникулах. – И, открыв кошелёк, отсчитал десять пятисотрублёвок. – Дня за четыре вполне.
– А на каких каникулах? – спросил Рома.
– Да хоть на зимних. Посмотрю, что будет в январе.
– Спасибо! – сказал Рома и ушёл к себе в комнату, полный желания работать так, чтобы папа Карло, попади он хоть на лесоповал, устыдился бы собственной лени.
В воскресенье Лида была на конкурсе и досмотрела его до конца. Рома не подвёл, занял третье место и, по её словам, был однозначно лучше всех. Никто и в километре не стоял. Потом они дважды гуляли на неделе перед его танцевальными занятиями. Вторник выдался довольно тёплым, можно было полтора часа ходить по улицам без шапки. Рома расстегнул куртку, и Лида тут же забеспокоилась: не простудишься? Он покачал головой, но не стал возражать, когда минут через десять она, сняв перчатки, застегнула его и внимательно поправила воротник. Она глядела не так, чтобы очень сверху. Рома знал, что подрос, уже метр шестьдесят восемь, но дело было ещё и в сапожках Лиды на совершенно плоской подошве. Для других случаев у неё найдутся каблуки, далеко не одна пара, – понимал он. Его не смущала разница: будь девушка выше хоть на две головы – ничего страшного; но само проявление такта было очень мило. Так же деликатна она была и в пятницу – сырую, ветреную, с мелким дождём, который то переставал, то вновь начинал сеять отовсюду, даже снизу, так что никакой зонт бы не спас. Они проходили мимо вывесок: слева суши, справа пиццерия, впереди кондитерская с таким ароматным шлейфом из окна, что перебивает даже запах бензина и мокрого асфальта. Лида будто не замечала этих соблазнов, а ведь хотела, конечно, хотела зайти. Рома сам замёрз, что уж говорить о ней. Он прикидывал в уме, что может себе позволить, и наконец пригласил её в кафе с тремя столиками, пластиковыми стаканами, бумажными тарелками. Заказал два зелёных чая с лимоном, спросил у Лиды, какой пирожок она бы предпочла.
– Бери, какой сам хочешь, – сказала она. – И я за себя заплачу.
Во вторник и в пятницу больше говорил Рома. Он рассказывал о жизни в многодетной семье, дежурствах по кухне, подушечных боях, об игре в футбол с младшим братом, о забавных словах, которые тот выдумывает, и ещё много о чём. Даже удивительно, сколько накопилось историй. Эх, если бы Ксения слушала с таким интересом! – время от времени думал он в течение дня, – если бы так же смотрела… Но забывал о ней, дожидаясь Лиду в условленном месте.
После прогулки они вместе спускались в метро и разъезжались в разные стороны. Роме надо было спешить на тренировку. Лида говорила, чтобы он не беспокоился о ней: мама на машине встретит возле «Лиговского проспекта», привезёт домой. И оба раза присылала сообщение, что всё в порядке.
В субботу он снова был у неё в гостях. Поздоровался с приветливой, улыбчивой Екатериной Павловной и почти сразу оказался в комнате Лиды. Она ставила свою любимую музыку, мелодии были Роме незнакомы, и услышь он их, например, два дня назад по радио – скорее всего, переключил бы канал. Сам он предпочитал что-нибудь более жёсткое, или более заводное, или хотя бы более живое, с настоящими гитарами и барабанами. Но теперь эти сладкие ритмы, и голоса, ценой сглаживания естественного тембра обработанные до какой-то небывалой глубины, и взгляд Лиды, разом внимательный и восторженный – всё действовало магически. Коробка из аптеки, как и неделю назад, была при нём, но уже без одного кольца: на днях Рома достал его, чтобы на практике узнать, как пользоваться, и в общем разобрался. Но сегодня этот навык опять не пригодится: Лида сказала, что не хочет вот так, вечерком, по-быстрому, да ещё когда мама за стеной. До Нового года ничего не будет, но это и правильно, есть время лучше узнать друг друга. Рома кивал, каждое слово казалось ему неоспоримой мудростью. В начале января, сказала Лида, они с мамой проведут две недели на Кубе, а когда вернутся, мама на несколько дней уедет к подруге в Тверь. Лида останется за хозяйку, и вот тогда… Тут она, прервавшись, открыла шкаф, достала с полки прозрачный пакет и высыпала на кровать десятка два цветных камешков необычной формы: один, как морская звезда, другой – бутылка, третий – просто фантастически причудливый…
– Это из Хайфы, в Израиле, мы летали весной. Собрала на пляже. Какой больше всех нравится?
– Все, – сказал Рома.
– Тогда держи вот эти, – она протянула ему фантастический камень, ещё один, похожий на машину с кузовом седан, и третий – круглый, с замечательно красивыми дымчатыми прожилками.
– Спасибо. – Рома убрал их в сумку и вспомнил: – А я на каникулах буду работать с папой. Он берёт меня помогать.
– Здорово! Ты молодец.
– Ну, и немножко заработаю на карманные расходы, – продолжал он со скромнейшим видом, на какой только был способен.
Хоть Лида велела подождать с самым главным, целоваться она была не против и сейчас. Рома исследовал её мягкие губы, пока она не перестала отвечать, прерывисто дыша и запрокидывая голову. Тогда он принялся за подбородок и шею. Лида, тонко застонав, совсем расслабилась и выскользнула из рук. Она была в топике, и Рома отважился коснуться губами загорелого живота.
– Ай, щекотно! – прошептала она, вздрогнув. Рома не остановился. Лида, хихикая, ёжилась и уворачивалась, а потом обеими руками отодвинула его голову: – Хватит, пожалуйста, – и перевернулась кверху спиной.
– Ты не обиделась? – шепнул он на ухо, отодвинув светло-каштановые кудри.
– Нет. Я только подумала, вдруг ты сейчас представляешь эту девушку?
– Какую? – спросил он, отлично поняв, кого она имеет в виду.
