– Особенно если это был житель нашего высококультурного поселка, – с иронией подхватила Маша. – Слушай, Димка, – повернулась она к брату. – Давай сегодня попробуем бабушку расспросить.
– И Какумиралу, пожа-алуйста, – мигом вспомнилась Петьке гостья Анны Константиновны.
– Между прочим, не в бровь, а в глаз, – безо всякого юмора произнес Димка. – Какумирала еще в пятидесятые годы наведывалась вместе со своей сестрой к нашей бабке.
– А так как она обожает всякие трагические истории, – добавила Маша, – и много раз брала книги в нашей библиотеке, то, по идее, расспросить ее не мешает.
– Ну, а я предка своего как следует потрясу, – пообещал Петька.
– Увы, в этом я вам не помощница, – развела руками Настя.
– Ничего, – сказал Петька. – Завтра все вместе примемся за Павла Потаповича. У него ведь тут тоже дача с самого основания поселка.
– А про Коврову-Водкину вы не забыли? – напомнила Настя.
– К ней обязательно надо зайти, – разом кивнули близнецы.
– Ладно. Давайте-ка по домам, – посмотрел на часы Петька. – Наверняка мои предки уже вернулись из города.
– И мои заждались, – подхватила Настя. Достигнув перекрестка, где Петьке надо было сворачивать в другую сторону, ребята вдруг заметили в конце улицы Павла Потаповича. Почтенный академик, то и дело озираясь по сторонам, явно куда-то спешил.
– Слушайте, ребята, по-моему, у него есть новости, – тихо произнес Командор.
Будто бы в подтверждение его слов Павел Потапович еще несколько раз оглянулся и значительно прибавил шаг.
– За ним, – махнул друзьям Петька.
И вся компания, стараясь не попадаться на глаза почтенному академику, двинулась следом.
Глава V ДОМИК В БОРКАХ
Павел Потапович свернул на улицу, где жили Настя и близнецы. Члены Тайного братства, выдерживая дистанцию, шествовали следом. Вдруг академик свернул в ворота Серебряковых.
– К нам! – издал радостное восклицание Димка. – Так, Машка, бежим. До завтра, – обернулся он к Насте и Командору.
– Если что важное выясните, тут же мне позвоните, – велел Петька.
– Сами знаем, – уже на бегу ответил ему Димка.
Павла Потаповича близнецы нагнали возле крыльца.
– Добрый вечер! Вы к бабушке? – спросила Маша.
– Ну, газумеется, к догогой моей Анне Константиновне! – воскликнул действительный и почетный член множества академий мира. – Хочу кое-что выяснить про «Гусавочку».
– Какие новости? – поинтересовался Димка.
– Особенно никаких, – покачал головой Павел Потапович. – Но, думаю, ского будут, – заговорщицки подмигнул он Диме и Маше.
Тут дверь на его звонок открылась. Близнецы увидали Какумиралу.
– Па-авел Пота-апович! Ка-аки-ими судьба-ами? – томно протянула она.
– Ах, догогая Визетта! – явно обрадовался Павел Потапович. – Сковько вет, сковько зим!
– Гла-авное, мы еще жи-ивы! – закатила глаза Елизавета Вивиановна. – Вот слы-ышали, наш общий дру-уг Робинзон Исаакович переше-ел на про-ошлой неделе в ми-ир иной?
– Ужасно! Ужасно! – воскликнул академик. – Но ничего! Мы-то с вами еще повоюем!
– Ах, Па-авел, ты всегда был та-аким оптимистом! – неожиданно начала называть почтенного академика по имени Елизавета Вивиановна.
– Лизочка! – вышла из гостиной Анна Константиновна. – Ты почему человека держишь на пороге? Павел Потапович, вы ко мне?
– Я ко всем, – игриво ответил академик. – Но в данном свучае, моя мивая, в пегвую очегедь к вам!
– Проходите же! Проходите! – пригласила Анна Константиновна.
Все, включая близнецов, прошествовали в просторную гостиную.
– Хотите чаю, Павел Потапович? – предложила хозяйка.
– Нет, спасибо, – ответил Павел Потапович. – Я недавно жутко нажгався за ужином. – И он для убедительности похлопал себя по круглому животу. – И вообще, я удгав от Женечки, – принялся снова подмигивать присутствующим академик. – Она посве моего того пгиступа все никак не успокоится. Дегжит меня на гежиме. Будто бы можно такого огва, как я, удегжать. Вы мне, мивая, вучше скажите, с каких пор у нас в бибвиотеке висит кагтина с гусавочкой?
Ребята насторожились. Анна Константиновна медленно произнесла:
– Какая нелепая кража. Кому могла понадобиться эта картина?
– А я вично жувика понимаю, – откликнулся Павел Потапович. – Такой, знаете, мивенъкий сюжетик.
– По-омню, по-омню, – протянула Елизавета Вивиановна. – Там руса-алка зама-анивает пас-тушка-а. И по его бле-едному лицу легко понять: он уже не жиле-ец.
– А мне бовыне гусавочка нгавится, – ответил Павел Потапович. – Кстати, Тяпочка мой го-вогит: «Есви кагтина не найдется, закажу новую гусавку хогошему художнику». Но я все же хочу узнать, догогая Анна Константиновна, с какого времени «Гусавочка» появилась в нашей бибвиотеке?
– Да с тех пор, как ее открыли, – ответила пожилая ученая дама.
– Вот и вы туда же! – всплеснул пухленькими руками Павел Потапович. – И Женечка моя утвегждает, будто кагтина висева еще в согоко-вых годах. Какая же все-таки у женщин коготкая память.
– Павел Потапович, это дискриминация! – возмущенно откликнулась Анна Константиновна. – Я лично не усматриваю никакой разницы между мужской и женской памятью.
– Разницы не усматгиваете! – победоносно воскликнул Павел Потапович. – А так же, как моя Женечка, ничего пго кагтину не помните!
– Положим, у меня, кроме этой картины, было много забот в то время, – оскорбленно проговорила Анна Константиновна.
– У меня тоже быви заботы, – не сдавался Павел Потапович. – Однако я точно помню. До сегедины пятидесятых годов на месте гусавочки висев пвакат Осоавиахима, в котогом всех пгизы-вави пватить взносы в эту огганизацию.
– Знаете, Павел Потапович, я человек справедливый, – отозвалась с некоторым смущением Анна Константиновна. – Вы правы. Я помню этот плакат.
Услыхав это, почтенный академик вскочил с кресла и галантно поцеловал Анне Константиновне руку.
– А вот Женечка моя упегвась, и ни в какую! – не преминул сообщить он.
– Ну, Евгения Францевна никогда не любила признавать свои ошибки, – иронично сощурилась Анна Константиновна, обнаруживая разительное сходство с собственной внучкой.
– Ах, и плакат я помню, и эту картину, – вступила в разговор Елизавета Вивиановна. – И многих людей из поселка помню, которых, увы, уже нет.
Тут Маша, нагнувшись к самому уху брата, шепнула:
– Ка-ак они умира-али.
Димка не удержался и фыркнул.
– Не вижу ничего смешного, – одарила его скорбным взором Какумирала. – Между прочим, все там будем.
