На звонок дверь открыла какая-то очень худая особа с коротко стриженными серо-седыми волосами.
– А вы кто? – оторопел Петька.
– Сперва скажите, вам кого? – не сводя с Командора исполненного недоверия взгляда, заунывно-постным голосом отозвалась та.
– Да я, собственно, к Диме и Маше, – смущенно пролепетал мальчик.
– В таком случае извольте сперва представиться, – не торопилась пропускать его в дом седая особа.
– Это к нам! Это к нам! – вылетели в переднюю близнецы.
Седая особа с видимой неохотой посторонилась.
– Все-таки воспитанные молодые люди обычно сперва представляются, – словно бы вскользь заметила она.
– Петр Миронов, – удовлетворил ее любопытство Петька.
Однако седая особа, даже не обернувшись, прошествовала в гостиную Серебряковых.
– Это еще что за мымра? – прошептал Петька.
– Это Какумирала, – иронично сощурилась Маша.
– Чего? – не расслышал Петька.
– Какумирала, – косясь на плотно прикрытую дверь гостиной, отчетливо произнес Димка.
– Она что, из Финляндии? – задал новый вопрос Командор.
– Почему из Финляндии? – удивился Димка. – Она из Москвы.
– Но все равно, наверное, финка или эстонка, – предположил Петька.
– С чего ты взял? – уставились на него близнецы. – Обыкновенная русская женщина.
– Младшая сестра покойной бабушкиной подруги, – добавила Маша.
– А почему же у нее фамилия такая странная? – по-прежнему недоумевал Командор. – Или это фамилия мужа?
– Мужа? – с таким ужасом переспросил Димка, словно Командор, по меньшей мере, обвинял таинственную Какумиралу в каком-нибудь тяжком преступлении. – Да никогда у нее мужа не было.
– Почему же такая фамилия? – недоумевал Петька.
– Во-первых, не фамилия, а имя, – ответил Димка.
– Вернее, простое русское прозвище, – уточнила Маша.
– Что-то я такого русского слова не знаю, – окончательно сбили с толку Командора объяснения близнецов.
– Как… умирала, – раздельно произнесла Маша.
– И впрямь не финское прозвище! – разобрал смех Командора. – А почему вы ее так называете? Она что, действительно умирала?
– Она пока нет, – с некоторым сожалением произнес Димка.
– Но очень это дело любит, – скороговоркой добавила Маша.
– Умирать любит? – уже следуя бодрым шагом но тенистой дороге к калитке, полюбопытствовал Петька.
– Не умирать, а рассказывать, как кто-нибудь из друзей или знакомых отбрасывал копыта, – пояснил Димка.
– Грубый ты человек, – покачала головой Маша.
– Какой есть, – буркнул брат. – С этой Какумиралой еще не таким грубым станешь. Не бабка, а бюро ритуальных услуг.
– Случай и впрямь тяжелый, – поддержала Маша. – Мы с Димкой теперь с утра до вечера только и слышим: «Анечка, помнишь, как он умира-ал! Помнишь, как она умира-ала!» – очень похоже передразнила девочка постно-лирические интонации седовласой особы.
– Можно подумать, вы очень много времени дома проводите, – усмехнулся Петька.
– А ты бы сам за обедом, завтраком и ужином послушал во всех подробностях, как кто-то помирал в жутких корчах! – поморщился Димка.
– Весь же-елтый, скулы выпира-ают, – вновь замогильно-протяжным голосом начала Маша. – Уже не дви-игается! Но какое му-ужество!
– Я тебя умоляю, заткнись! – взвыл брат.
– Как скажешь, – с деланной покорностью развела руками Маша.
– Приятная у вас гостья, – блеснули за стеклами очков глаза у Петьки.
– Наша бабка, по-моему, от нее сама чуть не плачет, – сказал Димка» – но делает вид, будто всегда ей очень рада. Правда, обычно Какумирала к ней приезжает зимой или осенью, когда мы в Москве. А в этом году ее почему-то летом принесло.
– Теперь не уедет, раньше чем всех дорогих покойников не переберет, – добавила Маша.
– А как ее по-настоящему зовут? – решил на всякий случай выяснить Петька.
– Елизавета Вивиановна, – поморщился Димка.
– Очень подходящее имя-отчество для такого человека, – одобрил Командор. – Но Какумира-ла, по-моему, короче и гораздо выразительнее.
– Нам тоже так кажется, – кивнули близнецы.
– Ты, главное, с ней осторожней, – счел своим долгом предупредить Димка. – Она вечно за всеми подглядывает и все вынюхивает.
– К тому же она еще очень мало спит. И, в отличие от нашей бабушки, не принимает снотворного, – сообщила новую подробность Маша.
– Ложишься, а Какумирала еще по дому шастает, – проворчал Димка. – Просыпаешься, а она уже на ногах.
– Она говорит: «Снотво-орные сокраща-ают жи-изнь», – снова передразнила гостью Маша.
– Конечно, – усмехнулся Петька. – Ей, видимо, до собственной смерти хочется побольше увидеть, как умирали другие.
За разговорами они поравнялись с Настиным домом, окруженным огромным, но очень запущенным садом. В общем-то все участки старожилов пребывали примерно в таком же состоянии. Услуги садовников подорожали, а доходы у первого поколения дачников заметно сократились. Только дом и сад Павла Потаповича Верещинского буквально сияли ухоженностью. Тяпа вкладывал немалые деньги в «семейное гнездо». Настин отец позволить себе такого не мог. У него были какие-то порядком затянувшиеся финансовые трудности, о чем красноречиво свидетельствовал его потрепанный автомобиль «БМВ», стоящий возле крыльца. Настя помогала отцу выгружать из багажника многочисленные пакеты с продуктами.
При виде друзей она, не донеся пакеты до двери, поставила их на крыльце.
– Я пойду, папа, ладно?
– А помогать? – откинул рыжую челку со лба отец.
– Да тут уже совсем немного осталось, – указала на багажник девочка. – А если хочешь, позову маму.
– Сам справлюсь, – махнул рукой Настин папа. – Только домой возвращайся не позже чем в половине одиннадцатого.
И он склонился над открытым багажником.
– Плохо ты поступаешь, де-евочка, – томно-занудным голосом Какумиралы произнесла Маша. – Вот перед смертью вспо-омнишь, как па-апе не помогла.
Петька и Димка грохнули.
– Вы чего? – с изумлением посмотрела на друзей Настя.
– Ах да, – спохватилась Маша. – Ты же, Настасья, еще не видела нашу любимую Какумиралу.
– Какумиралу? – переспросила рыжая девочка. – Она что, из Эстонии?
– Из Тимбукту! – рявкнул Димка, которому надоело объяснять про Елизавету Вивиановну. – Бабушкина подруга! Целыми днями исполняет негритянские народные погребальные танцы!
