Зубов ощерился.
— А что, есть куда усугублять? — иронично поинтересовался он.
— Конечно, — убежденно ответил Рокотов. — Вспомни о жене. Вспомни о своем сыне. Ну, давай — не дури. Отдай ствол.
Рокотов снова протянул руку.
— Ну? — мягко сказал он.
Зубов попятился и уперся спиной в машину. Глаза его нервно перебегали с одного лица на другое.
— Пойти под трибунал?.. — проговорил он почти истерично. — Под вспышки фотоаппаратов?.. Чтобы сын увидел меня за решеткой?.. Нет!
Зубов вскинул пистолет к виску, но выстрелить не успел. Его руку перехватила другая рука — более жесткая и умелая. Громыхнул выстрел.
Пуля с жужжанием ушла в темное ночное небо.
Пистолет упал на землю. Оперативник заломил Зубову руку за спину и повалил его лицом в траву. Тот застонал от боли и тихо пробормотал:
— Даже застрелиться не смог… Даже застрелиться…
Рокотов посмотрел на Зубова мрачным взглядом.
— Да, — тихо и задумчиво произнес он, — видать, и на это нужна храбрость. Он повернулся к полковнику Козыреву. — Ну что, Игорь Иванович, «крот» у нас в руках. Кстати, а где генерал Лямин?
— Я здесь.
Лямин, пошатываясь и потирая рукой ушибленную грудь, подошел к Рокотову.
— Ты как? — спросил его Рокотов.
— Сердце побаливает, а так все отлично.
— Вызвать врачей?
Лямин покачал головой:
— Нет. Отойдет.
Рокотов вновь перевел взгляд на корчащегося в пыли Зубова.
— Никогда бы не подумал, — тихо проговорил за спиной у генерала полковник Козырев. — Бравый генерал. И чего ему не хватало?
— Поднимите его! — скомандовал Рокотов. — Хватит возить его мордой в пыли.
Оперативники рывком подняли Зубова на ноги. Рокотов смотрел на Зубова с презрением.
— Один вопрос, — четко и громко произнес он. — Почему?
Зубов отплюнул пыль и взглянул на Рокотова с не меньшим презрением.
— А что ты можешь дать мне? — хрипло проговорил он. — Патриотический лозунг? Медаль за выслугу лет? Пенсию в жалкие десять тысяч рублей?
Рокотов вздохнул и грустно качнул головой.
— А знаете, генерал, вы правы, — сказал он. — Кроме лозунгов и медалей у нас ничего больше нет. Ничего. — Он повернулся и зашагал к машине, но вдруг остановился и, обернувшись, добавил: — Поэтому мне вас не жалко. Все, парни, грузите этого гуся в машину!
43
Слушая монотонный голос священника, Вероника Альбертовна смотрела на обитый красным атласом гроб, на промозглую яму, на кучку родственников с опрокинутыми лицами и думала о том, насколько дерьмово устроен этот мир.
Дождаться окончания церемонии Кремова не смогла. От бессонных ночей у нее немного кружилась голова. Она просто повернулась и зашагала к машине, не обращая внимания на недовольные взгляды, брошенные родственниками Котова ей вслед.
Дойдя до машины, Вероника Альбертовна достала сигареты и закурила. Однако близость могил действовала на неё угнетающе. Она сделала три затяжки и бросила недокуренную сигарету в лужу.
Затем забралась в машину и захлопнула дверцу. Прежде чем завести мотор, Кремова решила посидеть и прийти в себя. На душе у нее было не просто паршиво, ее охватило чувство какой-то тоскливой безысходности, граничащее с апатией. Словно она уже легла в гроб и с тоской ждала могильщика, который опустит над ней крышку.
Когда на губы ей легла рука в кожаной перчатке, она совсем не удивилась и почти не испугалась. Сопротивляться она тоже не стала. Просто затихла и покорно ждала, когда нож убийцы взрежет ей горло.
Однако человек за спиной почему-то медлил.
Он приблизил к ней свое лицо и тихо проговорил на ухо:
— Не кричите. Я не причиню вам вреда. Я — ваш друг.
Кремова молчала. Тогда он тем же тихим голосом спросил:
— Вы не будете кричать?
Она отрицательно качнула головой.
— Хорошо. Тогда я убираю руку. Но запомните, что я вооружен.
Незнакомец убрал руку с ее губ.
Вероника Альбертовна посмотрела в зеркальце заднего обзора и увидела молодого еще человека со светлыми, вьющимися волосами и миловидным лицом. Прежде она никогда его не видела.
— Кто вы? — спросила Кремова.
Блондин улыбнулся и ответил:
— Я друг вашего друга.
Вероника Альбертовна нахмурилась:
— Я не понимаю. О ком вы говорите?
— Я говорю о Константине Олеговиче Котове. Кремова невольно посмотрела в сторону кладбища и слегка поежилась.
— Что вам нужно? — спросила она.
— Я знаю, что Константин Олегович был вашим близким другом. Я пришел выразить вам свое соболезнование.
— Хорошо. Вы это сделали. И что дальше? Блондин достал из кармана фотографию и протянул ее Виктории Альбертовне. Секунду помешкав, она взяла фотографию и, прищурившись, взглянула на нее.
Даже при тусклом освещении было видно, как побелели ее щеки.
— Кто это? — тихо спросила Вероника Альбертовна.
— Его оперативный псевдоним Шакал, — ответил незнакомец. — Он скоро год как не работает в ФСБ, но до сих пор предпочитает так себя называть.
Виктория Альбертовна вернула снимок блондину.
— Зачем вы мне это показываете? — сухо спросила она.
Незнакомец откинул со лба белокурую прядку волос и сказал:
— Котов не застрелился. Его убил Шакал.
На лбу Кремовой обозначились морщинки.
— Котов погиб, — хрипло проговорила она. — Его больше нет.
Блондин помолчал, затем кивнул и сказал:
— Да, он погиб. Но он поручил ваше дело мне. И я намерен довести его до конца.
Кремова вновь взглянула в зеркальце заднего обзора. У незнакомца было румяное, гладкое, как у куклы, и симпатичное до слащавости лицо.
— Откуда я знаю, что вы не врете? — тихо спросила Вероника Альбертовна.
Блондин достал из кармана куртки конверт и протянул его Кремовой. Она покосилась на конверт, но не притронулась к нему, лишь спросила:
— Что это?
— Здесь двадцать пять тысяч долларов, — просто и небрежно ответил блондин. — Аванс, который выдал мне Котов за убийство Шакала. Вы можете забрать его.
Вероника Альбертовна покачала головой:
— Нет. Если все так, как вы говорите, — это ваши деньги.
— Но работа не сделана, — возразил похожий на белокурого ангела незнакомец.
