— Черт бы вас побрал, Кремнев! Я теперь даже убежать не смогу.
— Не беспокойся, — холодно ответил Егор. — В случае опасности я тебя унесу на собственном горбу.
Он сел на стул и налил себе апельсинового сока. Шеринг посмотрел, как он пьет, мрачно усмехнулся и спросил:
— И когда нам ждать гостей?
— Как только, так сразу, — ответил Егор.
— Это может затянуться, — заметил Шеринг. — Не знаю, как вы, а я хочу принять душ и надеть что-нибудь чистое и свежее. Тут в шкафу наверняка найдется что-нибудь. А потом я еще раз перекушу.
— Да ты просто обжора, — усмехнулся Кремнев.
— Нет. Но моему организму требуется строительный материал, чтобы рана затянулась, вы сами об этом говорили. А теперь — подайте мне руку и помогите встать. Я иду в ванную.
* * *
Небо было облачным, но дождем даже не пахло. День выдался приятный — не жаркий и не холодный. Улица в этот полуденный час была пустынна. Белые аккуратные особнячки с ухоженными газонами могли бы порадовать глаз прохожего, но прохожих в этом элитном квартале почти не было.
Из-за пригорка, точно черная акула из морских глубин, выплыла черная «ауди» и покатила по пустынной дороге вдоль белых особнячков.
В машине сидели четверо мужчин. Один из них, сидевший рядом с водителем, грузный, с черной бородкой, негромко и спокойно проговорил по-испански:
— Подъезжаем, парни. Вести себя предельно тихо. Я выйду первым и осмотрюсь.
Мужчины закивали.
Автомобиль медленно покатил вдоль железной ограды, за которой, под прикрытием деревьев, спрятался особняк перевалочного пункта российской разведки.
— Притормози здесь и нырни в переулок, — распорядился мужчина с бородкой.
Водитель послушно притормозил на противоположной стороне улицы, подал автомобиль задом и въехал в глухой безлюдный переулок.
— Подождем немного, — сказал мужчина с бородкой.
Он глянул на часы, затем достал из кармана сигареты и неторопливо закурил.
Водитель хотел последовать его примеру, но человек с бородкой сурово на него глянул, и водитель торопливо убрал сигареты в карман.
— Просто ждем, — сказал он и выпустил в окно струйку сизого дыма.
* * *
Контрастный душ, как всегда, подействовал на Егора освежающе. Он вышел из ванной голый по пояс.
Бедра его были обмотаны полотенцем. Расчесывая на ходу мокрые волосы, Кремнев направился в комнату.
Шеринга он застал на диване перед включенным телевизором. Руки олигарха были скованы наручниками за спиной. Ноги — стянуты неизменным скотчем. Лицо у Шеринга было хмурое и злое.
— Час! — рявкнул он гневным, обиженным голосом, завидев Егора. — Вас не было целый час!
Кремнев сделал несколько спортивных взмахов руками, несколько раз, согнув поясницу, достал кулаками пола.
— Уф, хорошо, — выдохнул он. — Сейчас бы в спортзал. А потом сразу в бассейн.
Шеринг возмущенно задергался в кресле.
— Это черт знает что такое! — заорал он. — Я хочу в туалет! Меня тошнит! Здесь нечем дышать!
— В бассейн, и плавать, плавать, — все с той же блаженной улыбкой проговорил Егор.
— Вы слышите, что я вам говорю?! У меня болят руки! Ваш идейный единомышленник Адольф Гитлер был бы счастлив при виде этой картины!
— Да ладно тебе, — небрежно проговорил Кремнев. — Чего так разоряться? Сейчас освобожу.
Он подошел к Шерингу и быстро освободил его руки и ноги от пут.
Шеринг потер затекшие кисти и поморщился.
— Ну, зачем все это, а? — жалобно спросил он. — Что вам может сделать раненый интеллигентный еврей?
— Да все, что угодно, — ответил Кремнев. — Сила интеллигентного еврея — в его хитрости. А это покруче, чем простая мускульная сила, которой тебе сейчас явно недостает.
— Вы правы, — выдохнул Шеринг. — Силы мне недостает. Помогите мне! — капризно потребовал олигарх и протянул руку.
Кремнев крепко сжал его ладонь. Шеринг тяжело поднялся с кресла и, опираясь на руку Егора, заковылял к туалету. Возле двери он остановился и взглянул на Кремнева.
— Дальше я справлюсь сам, — насмешливо сказал он. — Хотя… если вы хотите поднять крышку унитаза…
Егор выпустил его руку из свой пятерни, фыркнул и зашагал прочь от туалета. Шеринг с ухмылкой посмотрел ему вслед, затем вошел в туалетную комнату и закрыл дверь.
Егор тем временем направился на кухню. После душа он почувствовал острый приступ голода. Да и чем еще заняться мужчине в бездействии, как не набиванием желудка? Не сериалы же смотреть. Тем более они здесь на испанском.
На кухне Егор открыл холодильник, достал хлеб, сыр, ветчину, зелень, нашел в шкафу стаканчики с супами-концентратами.
Когда Шеринг вошел на кухню, Егор как раз доделывал бутерброды.
— Выглядит аппетитно, — заметил Шеринг. — Вам не кажется, что мы все больше похожи на дружную семью?
— Не кажется, — огрызнулся Кремнев. — Как самочувствие, как нога? Еще не отвалилась?
Шеринг поморщился.
— Да не пошли бы вы. С мертвым о здоровье.
Кремнев положил последний бутерброд на тарелку и сел за стол.
— Ты вдохни и выдохни, — небрежно посоветовал он. — Интуиция подсказывает мне, что мучения скоро закончатся.
Шеринг опустился на стул и взял с тарелки бутерброд — конструкцию толщиной с толстую книгу.
— Достаточно взглянуть на. бутерброд, сделанный вами, чтобы понять все про вашу интуицию, — заметил олигарх. — Кстати, не мешало бы постелить что-нибудь на стол. Насколько я понимаю, это дорогая, антикварная вещь.
— Да ну?
Егор взял со стола нож, поправил на бутерброде сползающее масло и, размахнувшись, вогнал нож в столешницу.
Шеринг вздрогнул и скривился так, словно нож вогнали ему в грудь.
— Н-да… — протянул он. — Насколько я понимаю, это стол конца восемнадцатого века. За двести лет он повидал всякого, но никогда не встречался с таким хамом, как вы.
— С чего вы взяли?
— Иначе бы он не дожил до нашего времени. И чему только вас мама с папой учили?
— Таких, как я, нас у мамы с папой было человек двести, — ответил Егор, сосредоточенно работая челюстями. — С каждым по отдельности заморишься возиться.
Олигарх взглянул на разведчика грустным взглядом.
— Ах, вот в чем дело, — понимающе проговорил он. — Детдом. Злое детство и все такое. Соболезную.
— Себе пособолезнуй, хмуро сказал Кремнев. — Все. Когда я ем, я глух и нем.
Дожевав бутерброд, Егор налил из чайника кипяток в баночку с супом-концентратом и размешал набухшую вермишель ножом. Шеринг следил за его действиями с явным отвращением. А когда Егор взялся за ложку, сказал: