— Время укола, — объявил он и присел возле ноги Шеринга.
Шеринг отвернулся. Когда игла вошла в ногу, он поморщился и пробормотал слабым голосом:
— Все совсем не так, как вы думаете.
— Ой, е, — усмехнулся Егор. — Это что, начало бреда?
— Совсем не так, — повторил Шеринг хрипло.
Егор вынул шприц.
— Ничего, Мойша. Это просто укол. Скоро станет лучше.
Шеринг взглянул на Кремнева и усмехнулся:
— Лучше? Вот это правильное слово. Мы с Генкой тоже хотели, чтобы стало лучше… Мечтали страну поднять… Какие были мысли… Планы… Сделать хоть один раз в жизни так, как положено…
Шеринг удрученно качнул головой. На лице его отобразилось страдание.
— Все мы начинаем одинаково: честно и чисто… С больших помыслов… — Голос олигарха дрогнул. — Вся беда в том, что мы плохо знаем самих себя, дружок. Да, в этом-то все и дело… — Шеринг хрипло вздохнул.
Егор смотрел на олигарха внимательно и чуточку насмешливо. Это был не бред, однозначно. Скорее — что-то вроде исповеди. Хотя многие исповеди получаются похожими на бред, потому что только в предсмертном бреду и могут быть произнесены.
Но Шеринг умирать явно не собирается. Его лихорадка закончилась так же внезапно, как началась. А вместе с ней закончился и его скомканный, так и не выросший до размеров искреннего покаяния монолог.
Олигарх мрачно взглянул на свою забинтованную ногу.
— Странно… — пробормотал он.
— Что «странно»? — не понял Кремнев.
Шеринг удивленно приподнял брови:
— Не болит. И озноб меня больше не бьет.
Егор вздохнул:
— Жалко. Ты только что был похож на человека.
Он отпустил ногу Шеринга, поднялся, прошел к телефону и снял трубку.
Шеринг побледнел и вскочил на ноги. Кривясь от боли, он резво допрыгнул на одной ноге до полки с телефоном и попытался отнять трубку.
— Нет! — крикнул он взволнованно. — Звонить нельзя! Никому, ясно?!
Кремнев взглянул на него недовольно и удивленно.
— Мы на особо секретном объекте, Моня, — сказал он. — Расслабься.
Шеринг нетерпеливо мотнул головой:
— До этого все тоже было особо секретным! Помнится, вы уже кому-то звонили! Кроме смешного пароля, все остальное было очень грустно!
Шеринг вырвал из пальцев Егора трубку и заковылял с ней к столу.
— Ты, я вижу, совсем оборзел, — мрачно констатировал Кремнев. — Отдай трубку!
— Нет! — крикнул Шеринг и прижал телефон к груди. — Вы нас погубите, как вы не понимаете?!
Кремнев нахмурился и шагнул к олигарху.
— Отдай телефон, Моня! — с угрозой проговорил он и протянул руку.
Шеринг отступил к окну, по-прежнему прижимая трубку к груди так крепко, что у него побелели пальцы.
— Мне никто не позволит вернуться в Россию живым, — взволнованно проговорил он. — Моя смерть будет на вашей совести. Вы готовы взять на душу этот грех?
— Можешь не сомневаться, — заверил олигарха Кремнев. — Отдай трубку!
Олигарх снова попятился и прижался ягодицами к подоконнику, угрюмо глядя на Егора.
— Ты что, решил со мной подраться? — хмыкнул Кремнев.
— Только если вы меня к этому вынудите, — ответил Шеринг, протянул руку и схватил со стола нож.
— Вот как? — вскинул брови Кремнев.
— Вот так, — ответил Шеринг и выставил нож перед собой.
— Гм… — Кремнев посмотрел на нож, затем перевел взгляд на бледное лицо олигарха. — Никогда бы не подумал, что ты такой трус.
— Я не трус, — сухо сказал Шеринг. — Но я не хочу пропадать ни за грош. Я не боюсь палачей, но сам класть голову на плаху не стану. Это не в моих правилах.
— И не в моих, — сказал Егор. — Я тоже не хочу погибать. Поэтому я сделаю все, чтобы мы оба выжили. Просто поверь мне на слово.
Шеринг покачал головой:
— Нет. Я не…
Кремнев шагнул вперед и точным ударом выбил нож из подрагивающей руки Шеринга. Затем вырвал у него телефонную трубку.
— Еще раз так сделаешь — сломаю вторую ногу, — пообещал Егор, едва сдерживая ярость.
Он отшвырнул ногой нож, затем повернулся к олигарху боком и быстро набрал нужный номер.
— Нам конец, — выдохнул Шеринг и обессиленно опустился на стул.
* * *
Ответа пришлось ждать недолго. После второго гудка трубку на том конце сняли.
— Да, — услышал Егор властный голос генерала Зубова.
— Это я, Кремнев.
Шеринг прерывисто и тяжело вздохнул и трагически прикрыл лицо рукой.
— Почему ты звонишь мне? — сухо осведомился Зубов.
— Я понимаю, что не должен был звонить вам, Дмитрий Алексеевич. Но дела плохи. Уколов отправил меня к Солодову, а там уже ждала засада. Я-то отстрелялся. А вот Солодова… Ну, вы поняли.
Зубов помолчал. Затем сказал:
— Давай-ка, на всякий случай, обойдемся без имен.
— Да, извините.
— А теперь четко и по порядку. Связной погиб? — Да.
— Что с грузом?
— Груз в порядке.
— Где вы сейчас?
— Мы на «Перевале».
На том конце провода раздался вздох облегчения.
— Молодец. Теперь слушай сюда, сынок. В штабе завелся предатель. Уколову больше не звонить. Никому не звонить. Только мне. Ты понял?
— Так точно. — Егор покосился на Шеринга и проговорил, понизив голос: — Я все понял. Но я бы на вашем месте заслал сюда взводик спецназа.
— Я этого не сделаю, — спокойно ответил Зубов. — И в первую очередь из-за тебя. Взвод он, конечно, в полтычка все проблемы решит. К сам-то ты как реабилитироваться будешь? За Колумбию, за гибель товарищей?
Кремнев стиснул трубку. Он не знал, что ответить.
— Я…
— Ты мне героем нужен, — снова заговорил генерал Зубов. — Героем! Я за тебя погонами поручился. Понял? Одному тебе, конечно, не выкарабкаться. Я пришлю пару надежных людей и попытаюсь сделать это как можно скорее.
— Хорошо.
— Оставайтесь на «Перевале» и ждите.
— Понял.
— До связи.
— До связи.
Кремнев положил трубку на базу и задумчиво нахмурил лоб.
Шеринг прикрыл лицо ладонями и простонал:
— Ну, все. Скоро здесь будет человек сто. От нас с вами только кровавые Ошметки полетят.
Он отнял ладони от лица и порывисто вскочил, но, пронзенный болью, упал обратно в кресло.
